Алексей Барон - Те, кто старше нас
Несколько суток автономного полета миновали. Обогнав станцию, паром жестко затормозился у Феликситура. Софус повел судно снижающейся спиралью, чтобы люди могли выбрать объект исследований.
Требовалось отыскать достаточно «холодный» вулкан и опустить в него аппарат, который мы везли на грузовой платформе. Этот аппарат имел задачу проникнуть в глубь серной начинки Феликситура так глубоко, как сможет. На первом витке планировалось наметить пять—шесть подходящих точек, а потом выбрать лучшую.
Паром снизился до двадцати трех километров, пролетая чад самыми вершинами гор. Все прилипли к окнам. В открытом космосе нет близких ориентиров. Скорость там не ощущается, имеет место скучная висючесть. Поэтому сближение с небесным телом весьма разнообразит впечатления
Феликситур не обманул ожиданий. Он щедро дарил ощущение пожираемого пространства. Под нижними дюзам к чередой вырастали детали первозданного ландшафта — трещины, кольцевые кратеры, затвердевшие серные озера, пыльные равнины, по старой, еще лунной традиции именуемые морями.
Особо красочно выглядели действующие вулканы. От них на сотни километров тянулись извилистые, кроваво-красные потоки жидкой серы. По мере удаления от породившею жерла они остывали, меняли цвет. Сначала на оранжевый, потом на желтый, соответствующий минимальной температуре, при которой адский элемент все еще сохраняет текучесть. С высоты это выглядит прямо-таки вкусно. Но не всегда бывает безопасно.
В одном месте судно прошло прямо над фонтаном извержения. Вулкан, дремавший тысячи лет, вдруг очнулся и выбросил в небо струю серы, перемешанной с базальтовыми обломками. Раздались глухие удары, паром тряхнуло. Зловеще зашипел уходящий в пустоту воздух. Нижние иллюминаторы покрылись рыжей пленкой. Взвыла сирена. Пульт перед Зеппом, нашим пилотом, вспыхнул гроздью сигналов. А потолочные плафоны угасли.
Но все происходило считанные мгновения. Никто даже шлем не успел закрыть. Включился аварийный свет. Из стенных пазов выползли отсекающие переборки. Открылись кислородные баллоны, пузырящийся пластик заполнил пробоины. Выяснилось, что у нас появился гость: из-под кресла Оксаны Марченко извлекли угловатый кусок базальта. Пробив днище, камень оцарапал ей ногу и застрял в амортизаторе. Молодежь тут же превратила инцидент в повод для веселья. Так они преодолевали испуг.
— Ах, испачкались…
— Будем считать это приветственным салютом!
— Господин Феликситур заметил Оксанкины ножки!
— Э, по части манер…
— Зепп! Требую увеличить высоту полета, — вмешался Абдид.
— Вас понял.
— Чую, не зря мы явились, — изрек Круклис.
— Мод, а вы что думаете? — спросил я.
Мод даже не обернулась.
— Думаю, этот вулкан нам не подойдет, — скучно ответила она.
Если человек скрывается за бесспорными заключениями, он явно чего-то опасается. Вот странно, подумал я. Чего меня опасаться? Кроме женщин, в жизни никого не обижал.
2. ФЕЛИКСИТУР
Столько гуманоидов Феликситур еще не видывал. Нимало не мешкая, гравитонцы приступили к покорению высочайшего пика планеты, дабы даровать ему достойное имя, организовали спортивные игрища, весьма азартные в условиях пониженной гравитации, принялись гонять на джипах с пружинными колесами, бросились разыскивать редкие минералы для коллекций.
Солидные люди неспешно прогуливались по берегу горячего серного потока, обмениваясь впечатлениями, а человек двадцать особо бестолковых топталось у кромки первого котлована.
Половина из них советовала крепить анкеры на кляммеры, а другая настаивала на прямо противоположном, приводя пани Станиславу, главного строителя Гравитона, в состояние средней тяжести. Кроме нее, делом занимались, пожалуй, одни планетологи.
К несчастью, проработав лет восемьдесят, любой человек обеспечивает себя настолько, что всю оставшуюся жизнь может заниматься чем угодно или вовсе ничем не заниматься. Главной движущей силой прогресса давно стала не экономическая необходимость, а унаследованное от приматов любопытство. Увы, порой оно принимает размеры стихийного бедствия. Например, когда котлован с единственным работающим человеком окружает толпа советчиков.
Честное слово, иногда с тоской думаю о славных временах рабовладения, когда было чему посвятить свою жизнь — борьбе за лучшее будущее. То самое будущее, которое не совсем заслуженно мы имеем сейчас. Обнадеживает, что, если верить Гегелю, где-то за углом сумрачное прошлое нас еще подстерегает, ибо исторический процесс имеет форму и повадки змеи.
Должен заявить, что лично я, некто Серж Рыкофф, по планете скакал мало. И хоть пользы от меня было примерно столько же, ни у кого под ногами не путался, тихо сидел и наблюдал за процессом подготовки глубокосерного аппарата под руководством глубокомудрых специалистов. Ну и за Мод еще наблюдал, было дело.
После технической проверки батискаф подняли на гребень серного вулкана, который правильнее было бы считать гейзером. Экипаж парома собрался в командном модуле и притих. Наступал один из тех моментов, ради которых и стоит стремиться в космос, — знаменитый момент перед неизвестностью. Нервно потерев ладони, Оксана надела сенсорный шлем, кивнула. Круклис нажал клавишу пуска.
На гребне вулкана механическая рука подхватила батискаф и осторожно опустила его в серное озеро, заполнившее кратер. Вокруг вздыбились пузыри, обломки серного льда, колыхнулись ленивые волны. Влекомый тяжелейшим иридиевым балластом, аппарат начал погружаться.
— Пока холодно, — сказала Оксана.
Ее мозг принимал сигналы датчиков, имитирующих органы чувств человека. Кроме того, часть из них позволяла видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах спектра. Оксана могла еще чувствовать приблизительный химический состав среды, ловить биотоки и многое другое. Само собой разумеется, чувствительность приборов была отрегулирована с учетом условий, существующих в недрах Феликситура. Оксана ощущала холод, если температура опускалась к плюс ста десяти градусам Цельсия, точки замерзания серы.
Любопытен все же этот любимый элемент богов преисподней. При разогревании из желтого он становится оранжевым, затем краснеет и, наконец, по достижении двухсот пятидесяти градусов приобретает непроницаемо черный цвет с едва уловимой рыжинкой. Если происходит быстрое охлаждение, то затвердевшая сера сохраняет соответствующую окраску. Поэтому поверхности серных планет столь цветасты.
Непривычно и то, что в жидком состоянии сера имеет меньшую плотность, чем в твердом, отчего серные льдины тонут. Наш батискаф перенес многочисленные столкновения с обломками твердого панциря, покрывавшего кратерное озеро. Серный лед был разбит потоком, поднимавшимся из глубины.
