Юрий Никитин - Мегамир
Из трубы очень медленно, едва заметно для глаза, выдвигалась блестящая сфера. Прошло несколько долгих минут, прежде чем начал оформляться огромный резервуар воды в тугом мешке ППН — пленки поверхностного натяжения.
Кирилл неторопливо топтался, координируя движения с изменившимися законами плотности и гравитации, а Дмитрий понимающе бросил:
— Потерпи. Здесь время течет иначе.
Над ними неспешно пролетела, завихряя плотный воздух, огромная туша. Два прозрачных крыла, покрытых сетью темных жилок, изящно месили воздух, совершая восьмерочные движения, отталкивались, фиксировали себя в воздухе, а туша была толстая, мохнатая, к груди и пульсирующему брюху прижато шесть крючковатых лап, голова как башня, язычок дергается, а глаза такие огромные, что уже и не глаза вроде, а пчелиные соты, покрытые радужной пленкой...
— Видал? — крикнул Дмитрий. — В Большом Мире что-то вжикнуло бы мимо морды... А тут вся аэродинамика как на ладони!
Он тоже дергался от нетерпения, задирал голову. Резервуар наполнялся, раздувался тяжело свисал, но ППН держала, растягивалась. Дмитрий сопел, клял какого-то Кравченко, врача-дублера.
Наконец жидкости набралось столько, что огромный резервуар вытянулся вниз, перемычка лопнула с непривычно сухим звуком. Грушеобразный резервуар тут же замкнулся в плотный, лепешечный.
— Закрой глаза, — предупредил Дмитрий. — Малость пощиплет.
Влажная тяжесть обрушилась на плечи. Кирилл упал на колени, его прижало лицом к земле, все тело вспыхнуло как в огне. Он вскрикнул, но боль ушла из тела так же быстро, только теперь он болезненнее чувствовал каждое движение воздуха. Оглушенный, смутно ощутил на плече руку. В сознание проник сочувствующий голос:
— Все-все. Кончено.
— Что это было? — прохрипел он.
— Грубо, да? Такая техника, а нас купают из обыкновенного медицинского шприца. Через иглу.
— Вода тоже обыкновенная?
— С добавками. Ты готов?
Кирилл поднялся, разбухший от воды, отяжелевший. Надо привыкать, теперь промокает в буквальном смысле насквозь. Если бы вода не ушла в землю, их не случайно окатили каплей на песке, то приклеился бы как муха на липучке. Ждал бы, когда вода испарится. Даже мысли теперь пошли вяло, заторможенно. Во всем теле начало щипать, будто и внутренности промыли йодом.
— Побежали, — выговорил он с трудом. — Время здесь идет намного медленнее, но тоже идет...
— Идет, — согласился Дмитрий неохотно.
Кирилл передернулся от озноба, но жгучие лучи солнца уже прожигали его насквозь. Мысли начали ускорять бег, а мышцы задергались, требуя действия.
Мир был заполнен шелестом, стрекотанием, визгом, скрипом, писком. Проносились быстрые тени. Дмитрий осмотрелся, указал направление. Рука его показалась ужасной, словно скелет указывал Кириллу дорогу к смерти. Он сделал первый шаг, сильно наклонившись вперед. Воздух здесь плотный как вода, надо продавливать. Он, Кирилл Журавлев, всего лишь эксперт-мирмеколог, специалист по муравьям, знаток мира насекомых, а Дмитрий Немировский — первопроходец вроде Колумба или Гагарина. Он здесь уже бывал... Где и потерял напарника.
Кирилл сделал первый шаг, очень осторожный, рассчитанный... и тут же сверху обрушился воздушный вихрь. Его сбило с ног, отшвырнуло, он застрял между каменных кристаллов вниз головой, смутно удивился, что не видит разницы как стоять: вверх головой или вниз. Дмитрий успел уцепиться за выступ скалы, схоронился.
В трех шагах на кончик исполинской травинки опустился с жестяным треском сухих крыльев странный аппарат. Четыре слюдяных крыла, плотные, укрепленные темными жилками-склеритами, скрепленные цистерны брюшка, мощная толстая грудь, размером с танк, огромная голова, где два фасеточных глаза занимают больше половины, страшная пасть, готовая мгновенно изжевать противника...
Стрекоза вздрогнула крыльями еще раз, и Кирилла закатило под сухой стебель. Еще и забросало щепочками, булыжниками, то бишь песчинками Большого Мира. Стрекоза тут же улетела, а воздух еще долго ходил струями. Кирилл ощутил мягкие толчки в спину. Замелькали оживившиеся микроорганизмы, засуетились, надо успеть поживиться на крохотной турбуленции, в этом вся жизнь...
— Насчет микробов не трусь, — заверил Дмитрий. — Из пипетки окатят по дороге еще не раз! Пока не придумают что-то лучше. Понимаешь, нам надо, надо умываться по утрам и вечерам, как... ну, всякие там жучки и паучки.
И здесь меня учат, подумал Кирилл. Администратор учил мирмекологии, жена — жизни, городской транспорт — выживанию, коллеги — дипломатии, продавцы — смирению... Видимо, это и есть андропедия — наука о воспитании взрослого человека.
Он осмотрелся по сторонам, вживаясь в атмосферу этого мира. Итак, по стволам и стеблям ползают, прыгают, скачут гигантские существа. Листья не проламываются, не прорываются, но все-таки этот мир правильнее, богаче, настоящее, чем тот, где всем правит гравитация. Нелепо, но именно этот мир кажется правильнее, естественнее. Правда, об этом говорить вслух нельзя, его и так считают немножко тронутым.
На свисающем стебле, мимо которого прошли, сидело толстенькое, как винный бочонок, насекомое. Суставчатые усики ощупывали зеленое, разбитое на крупные ячейки, поле. Под полупрозрачной кожей растения медленно струились ясно видимые соки. Хлоропласты, творя фотосинтез, передвигались по кругу, как заключенные на прогулке. Неопознанное насекомое вонзило длинный хоботок в мембрану клетки, и сок потек через него послушно и без усилий.
За толстыми стволами мелькнуло длинное полосатое тело, шелестнули десятки спаренных ног.
— Вот тебе Марс, вот и Венера, — бросил Дмитрий с нервным смешком. — Каждый будяк для нас стал деревом, а жучок или блошка — это слоны, коровы, медведи...
— Ошибка, — бросил Кирилл на ходу.
— Точно, — возразил Дмитрий. — Разуй глаза!
Самоуверенность испытателя-десантника раздражала, как и его вздутые мускулы, выпученная челюсть, картинна фигура. Кирилл сказал лекторским тоном:
— А ты видел, чтобы на каждом дереве сидело по восемьдесят медведей, коров, страусов? На этом будяке, да и вон там — штук пятьсот тлей. Это муравьиные коровы. А еще трипсы, листоблошки, паучки, божьи коровки, сиффиды, моллюски... Здесь за день увидишь тысячу животных, и ни один вид не повторится.
Челюсть Дмитрия отвисла так, что едва не загребал ею землю. Кирилл с осторожностью прошел мимо полупрозрачного стебля, за тонкой кожицей которого мощно двигался от земли сладкий сок. Клетки пульсировали, как расширяющиеся и схлапывающиеся вселенные, а темные островки цитоплазм, закутанные в силовые поля микроэнергий, хаотично двигались из стороны в сторону, отыскивая слабые места в межклеточных мембранах.
