Роджер Желязны - Врата его лика, факелы его уст
Я до сих пор нахожусь под гипнозом этих глаз. Я хочу взглянуть в них еще раз, даже если поиск их займет вечность. Я хочу знать, есть ли во мне что-нибудь, что отличает меня от кролика.
Мои руки тряслись. Я взглянул на других и убедился, что они не смотрят.
Я все допил и докурил свою трубку. Было уже поздно. Певчие птицы уже не пели.
Я сидел и вырезал по дереву. Мои ноги свешивались за край кормы, а стружки падали в гребень волны. Уже три дня как мы на месте. Никаких действий.
— Ты!
— Я?
— Ты.
Ее волосы — многоцветье радуги, глаза несравнимы ни с чем в природе, зубы великолепны.
— Привет.
— Ты знаешь, что правила безопасности запрещают сидеть таким образом?
— Да, знаю. Именно это и беспокоило меня все утро.
Мой нож совершил великолепный кувырок и опустился за нами. Он попал в самую пену и был поглощен волной. Я следил за ее отражением в лезвии и получил наслаждение от того искажения, которое видел в нем.
— Ты что, приманиваешь меня? — наконец спросила она.
Я услышал ее смех и понял, что это было преднамеренно.
— Что, я?
— Я могла бы спокойно спихнуть тебя отсюда.
— Я бы ответил.
— Значит в одну из темных ночей ты можешь сбросить меня за борт.
— Ночи все темные, мисс Лухарич. Но я не буду этого делать. Я лучше подарю вам то, что вырезал.
Тогда она села рядом со мной. Я не мог отвести глаза от ямочек на ее коленях. На ней были белые шорты. Ее загорелая кожа была чрезвычайно привлекательна. Я почти почувствовал мимолетное раскаяние, что замыслил подобную шутку. Моя правая рука все еще загораживала от нее деревянное животное.
— Ладно. Я клюну. Что у тебя есть для меня?
— Минуту. Я заканчиваю.
Торжественно я протянул ей деревянного болвана, которого вырезал. Я был немного пристыжен, и сам чувствовал себя болваном. Но отступать было некуда. Я никогда не отступаю. Мой рот был растянут в ослиной усмешке. Уши торчали.
Она ни нахмурилась, ни улыбнулась. Она просто внимательно посмотрела на мою работу.
— Очень неплохо, — сказала она. — Как и любая работа, которую ты делаешь. — И, возможно, кстати.
— Верни ее мне, — сказал я и протянул руку.
Она вернула ее мне, и я швырнул ее в воду. Она перелетела пену и дергалась в воде в течение минуты, словно морской конек.
— Почему ты сделал это? — спросил она.
— Это была глупая шутка. Извини.
— Может ты прав. Возможно, в этот раз я заглотила многовато.
Я фыркнул.
— Почему бы не устроить что-нибудь более безопасное. Ну, например, гонки.
Она тряхнула волосами цвета радуги.
— Нет, гнаться надо за ИККИ.
— Почему?
— Зачем тебе так нужен ИККИ, что ты поставил на карту все свое состояние?
— Мужская логика, — ответил я. Однажды один экстрасенс сказал мне: «Мистер Дейвитс, вам нужно закрепить имидж мужественности, поймав по одной рыбе каждого вида. Рыба — это древний символ мужественности, если вы знаете». Поэтому я принялся за это дело. Непойманным остался только один вид рыбы. А почему тебе так важно закрепить имидж мужественности?
— Совсем неважно. Я не хочу укреплять ничего, кроме своих предприятий. Мой главный статист сказал однажды: «Мисс Лухарич, продайте весь крем и пудру в нашей Системе — и вы будете самой счастливой девушкой и богатой тоже». И он оказался прав. Я — доказательство его правоты. Я могу смотреть так, как смотрю и делать то, что делаю. И мне это необходимо как воздух.
— Ты, действительно, выглядишь деловой и хладнокровной.
— Но мне совсем не холодно. Давай искупаемся.
— Можно мне заметить, что мы прекрасно проводим время вместе?
— Если ты хочешь отметить очевидное, то можно. Ты сказал, что можешь возвратиться на корабль без помощников. Передумал?
— Нет.
— Тогда приготовь два комплекта снаряжения для подводного плаванья и мы устроим соревнования под Тенскуаэром. И я намерена выиграть, — добавила она.
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Это укрепляло мое чувство превосходства над женщинами.
— Дочь короля Лира с глазами Пикассо. Будет тебе соревнование. Жди меня через десять минут.
Мы приготовили и наладили все необходимое снаряжение. Она была в аккуратном закрытом купальнике. Это вынудило меня сначала закрыть глаза и отвести их в сторону, а потом уставиться на нее опять.
Я закрепил веревочную лестницу и перекинул ее на другую сторону.
Я велел ей держаться со стороны левой кормы.
— Ты уверен, что это необходимо? — спросил загорелый маленький чудак, ее рекламный агент, по имени Андерсон. Он сидел на палубе, потягивая лимонад через соломинку. — Это может оказаться опасной затеей, — сказал он невнятно. (Его зубы были перед ним в стакане).
— Верно. Это опасно. Хотя не чересчур.
— Тогда почему вы не разрешаете мне сделать несколько фотографий. Мы бы отослали их. К вечеру они были бы уже в Нью-Йорке. Отличные фотографии.
— Нет, сказала она и отвернулась от нас обоих.
Она подняла руки к глазам.
— Вот, подержи их для меня.
Она передала ему коробочку с линзами. Когда она повернулась ко мне, ее глаза были такими же карими, какими я их помнил.
— Готов? — спросила она.
— Нет, — сказал я строго. — Слушай внимательно, Джин. — Если ты собираешься играть в эту игру, то в ней существуют определенные правила. Первое, — начал я. — Плыть надо строго под корпусом. Нельзя ударять о дно, можно повредить воздушный бак. — Она начала протестовать, что это истина, понятная для любого дурака. — Второе, — продолжал я. — Там темно. Мы должны находиться рядом, и оба будем держать фонари.
Ее влажные глаза блеснули.
— Я вытащила тебя и Говино без…
Затем она замолчала и отвернулась. Она взяла фонарь.
— Ладно, фонари. Извини.
— И следи за ходовым винтом, — закончил я. — Там будут сильные течения метров пятьдесят.
Она снова протерла глаза и одела маску.
— Хорошо, пошли.
И мы отправились.
По-моему настоянию, она плыла впереди. Сначала вода была приятно теплой. Затем стала живительной и, наконец, ободряюще холодной.
Тенскуаэр шел вперед, а мы мчались в противоположном направлении, размечая его корпус желтой краской каждые десять секунд.
Корпус корабля находился там, где ему положено было быть, а мы мчались вперед как два темных сателлита. Время от времени я освещал сначала свои ласты, а потом шарики ее антенн фонарем. Она была метров на пять впереди. Я бы, конечно, мог спокойно перегнать ее. Но не мог позволить ей остаться позади.
Под нами чернота. Необъятность. Такая глубина могла случайно любому предоставить вечный покой в городах, населенных неизвестными рыбами. Я покачал головой и осветил корпус корабля фонарем. Я понял, что мы прошли четверть пути.
Я увеличил количество ударов, чтобы догнать ее и сократить дистанцию, на которую она вдруг оторвалась. Она поплыла еще быстрее. Я за ней, осветив ее фонарем.
Она повернула голову. Я не знаю, улыбалась ли она. Возможно. Она подняла два пальца, буквой V, показывая, что она побеждает и помчалась вперед на полной скорости.
Мне бы следовало знать. Надо было предчувствовать. Она не просто соревновалась, она была полна решимости выиграть. Черт бы побрал этих электрических скатов.
Я крепко налетел на него в конце концов. В воде меня не трясет, а если и трясет, то я этого не замечаю. Я опять начал сокращать разрыв между нами.
Она оглянулась, прибавила скорость, опять оглянулась. Каждый раз, когда она оглядывалась, она убеждалась, что расстояние между нами сокращается, пока оно опять не сократилось до пяти метров.
Затем она попала в область компрессора. Именно этого я боялся. Не следовало делать это сейчас. Мы были не достаточно низко. Мощные потоки сжатого воздуха могли легко затянуть ее, пошевелись она чуть-чуть. Их основное назначение — очистка от морских растений и борьба с вредными течениями.
Она летела как метеор. Она уже трижды, четырежды перешла границу дозволенного. Внезапно испарина покрыла меня и смешалась с черными водами. Я плыл дальше. Пользоваться пистолетом не хотелось.
Генераторы замолчали, она еще плыла. Ладно. Я стал старым ворчуном. Она, наверное, что-то перепутала и поплыла вверх.
Я избороздил все и начал набирать скорость. Теперь мне уже не догнать, не перегнать ее. Но я буду на лестнице, когда она подплывет к палубе.
Затем включились спиннинговые магниты, заставив ее содрогнуться. Даже на таком расстоянии я почувствовал, как она содрогнулась. Звук мясорубки.
Я однажды попал в такую под Дельфином, рыболовецким судном среднего класса. Я тогда пил, да и день был тяжелый. К счастью генератор успели выключить. Но дело замяли, так как это случилось в нерабочее время, когда я мог делать все, что моей душе угодно.
Она плыла теперь вдвое медленнее, направляясь на угол кормы. Ей удалось избежать основной винт, но до благополучного возвращения еще было далеко. Под водой достаточно сложно определить расстояние, но с каждой минутой я убеждался, что я был прав. Ей удалось избежать основной винт, но впереди в восьмидесяти метрах был меньший винт. И он был не пустой угрозой; столкновение было неминуемо. Затем она резко повернула и стала отплывать оттуда. Двадцать метров разделяли нас. Она не гребла. Пятнадцать. Финишная прямая! Слава богу! Все кончено. Единственное, что я помню — это стакан бренди.
