Валерий Брусков - Шалун
Но Мурзик всегда пролетал мимо. Очевидно, внедрение его в твердую среду все-таки что-то в ней изменяло, и Мурзик знал это… Зверь, похоже, был с понятием.
Петр уже начал скучать. Возможно, зверь просто был далеко. Петр не хотел верить, что надоел Мурзику, это было бы слишком обидно.
…Через несколько часов он устал и перестал вертеть головой. Опять началась парная баня, и ему стало не до Мурзика и прелестей местной природы. Петр шел ссутулившись и глядя прямо перед собой и, поглощенный ходьбой, проглядел появление вертолета.
Он услышал рокот двигателя только тогда, когда вертолет начал снижаться прямо у него по курсу и волна воздуха ударила в грудь, остановив Петра и сдув с его головы панаму. Петр распрямился и, часто моргая воспаленными, изъеденными соленым потом глазами, смотрел на опускающуюся с неба машину, не совсем понимая пока, что это такое, и чувствуя только, как ветер сдувает с лица жар…
Метрах в двух от земли, не дожидаясь посадки, из люка вертолета выпрыгнул человек и быстро пошел к Петру. Расстояние было невелико, но Церус светил прямо в глаза, и Петр не узнал, кто это.
Когда идущий прошел почти половину пути, у него неожиданно что-то случилось с ногами. Человек несколько раз споткнулся и вдруг растянулся на траве.
И почти тотчас рядом с ним из земли выросла знакомая палка с набалдашником. Палка раскачивалась и издали походила на кобру, изготовившуюся для броска.
У людей в вертолете, похоже, возникли те же ассоциации…
Вертолет уже стоял на земле. Из него выскочил еще один человек и побежал к упавшему, на бегу заряжая карабин и забирая в сторону, чтобы уйти с прямой, соединяющей его, лежащего на земле человека и Петра…
Петр все понял.
— Стойте! — заорал он. — Стойте!!! — Он мгновенно сбросил с себя рюкзак и, чувствуя, что не успевает, не побежал, а, не снимая, прямо с груди разрядил карабин в небо.
Бегущий, очевидно, не расслышал крика Петра за шумом вертолетного винта и понял его действия по-своему…
Он остановился и вскинул к плечу карабин.
Петр хотел отвернуться, но не успел…
Он увидел, как выстрел перерубил Мурзика надвое и бросил обе половинки на землю…
— А-а-а-а!!! — дико закричал Петр, срываясь с места. Карабин прыгал на груди, Петр перекинул ремень через голову и, далеко отбросив оружие, побежал быстрее. Он бежал, крича что-то непонятное и мысленно проклиная и себя, и все человечество с его грубой, примитивной психологией, поставившей слишком нечеткую и слишком непрочную границу между такими полярными понятиями, как Друг и Враг…
…Мурзик умирал. Рана была страшная, рваная и желтая, из нее на траву толчками вытекала прозрачная жидкость, быстро уходящая в землю.
Петр опустился на колени и протянул руки, не замечая, что вертолет заглушил двигатель и стало тихо. В голове стоял какой-то шум…
Мурзик поднял голову, приветственно крякнул и, распушив усы, с готовностью выгнул спину. Вернее, то, что от нее осталось…
Петр подставил под голову Мурзика ладонь, а другой стал осторожно гладить его по спине, стараясь не смотреть на лохмотья, которыми она кончалась…
Мурзик легко касался руки Петра усами и что-то пытался выразить частым кряканьем, которое становилось все тише и тише…
Петр гладил и гладил, уже ничего не видя перед собой из-за наполнивших глаза слез, пока не почувствовал, что под пальцами ничего нет…
Он вытер глаза.
Трава была чистой и сухой…
Петра о чем-то спросили, но он не ответил.
Кто-то положил ему на плечо руку. Он сбросил ее, встал и, не оглядываясь, тяжело пошел к вертолету…