Сергей Лексутов - Полночный путь
Наутро, казалось, будто весь город высыпал на берег Днепра. Все кручи были усыпаны бабами, девками в цветастых платках, стайками пацанов. Даже князь выехал за ворота; стоял изваянием, сидя на своем боевом коне. Шарап со Звягой как-то говорили, что в молодости князь Роман и сам не раз принимал участие в молодецкой потехе. Позади него неподвижно застыла только старшая дружина, младшая — была поголовно на льду. Немножко поорали, поспорили, в какую стенку дружинников ставить? Наконец, порешили поделить пополам и поставить по обеим. Немного постояли, притираясь к соседям, примериваясь. Серик стоял, как и в прошлом году, рядом с Батутой, по другую сторону от Батуты переминались с ноги на ногу от нетерпения Шарап со Звягой. Наконец, из княжьей дружины выехал трубач, медленно поднял рог и над Днепром разнесся низкий, мрачный рев. Обе стенки, приплясывая от нетерпения, начали сходиться. Сошлись. И хоть правила были незыблемы, соблюдаемы веками: по лицу не бить, ниже пояса не бить, — сероватый весенний снег мгновенно окрасился кровью. Серик работал, как ветряная мельница: пока правая рука наносила удар, левая шла на замах. И порушил таки стенку! Вломился в боевые порядки купецкого ряда. Рядом мелькнуло веселое, азартное лицо Горчака, но нынче он был врагом, а потому Серик так саданул ему в грудь кулаком, что Горчак не устоял на ногах. Чуть позади ломился Батута, Шарап со Звягой расчищали тылы. Уже было ясно, что кузнецы одолевают, но противник не сдавался, особенно отчаянно отбивались кожемяки, даже собственную стенку построили, с посадскими, немногими дружинниками и купцами. Однако задор быстро прошел. Потом долго обнимались, переживая перипетии боя, и повалили в город, к столам, кто семейный, и по корчмам, кто помоложе.
Шарап со Звягой разошлись по домам, видать в предчувствии скорой и долгой разлуки с женами, и Серик тоже пошел домой. До ледохода оставалось недолго. Что-то купец Реут ему готовит…
Посмотреть ледоход высыпал, казалось, весь город. Да и много чего интересного можно увидеть на проплывающих льдинах. Лишь самые работящие остались в своих мастерских да лавках. Батута рявкнул на своих подмастерьев, когда они тоже навострили лапти на берег, однако Серику не сказал ни слова, когда тот, вместо того, чтобы идти в кузню, приоделся в свою лучшую одежду и загодя пошел на берег. Народ расселся на кручах, уже отогретых солнцем, с пробивающейся свежей травкой, и во все глаза смотрел на напрягшийся, словно богатырь в оковах, свой родимый Днепр. У берегов, казалось, на глазах ширились закраины чистой воды. Серик прохаживался у самой закраины, гоголем поглядывая на девок, а про себя думал: — "А моя Анастасия, все же краше…" Он зарекался, зарекался не называть ее в мыслях «моей», чтобы не сглазить, но так и не смог остановиться. Не принимали участия в общем веселье и плотники, доканчивавшие ремонт на ладьях, длинным рядом стоявших на береговой террасе, куда не могли достать вешние воды. Через день ладьи уже надо будет спускать на воду, да грузить товаром, чтобы по высокой быстрой воде бежать кому в Сурож, кому в верховья рек и речек, впадающих в Днепр, торопиться на весенние торги.
Вскоре и развлечение негаданно случилось. Откуда-то с верховьев появился мужичок на санях, да видать из богатеньких; в сани была впряжена пара лошадей. Мужик нахлестывал лошадок, даже с берега были видны выпученные дикие глаза. На лошадиных мордах страху было не меньше, видать чуяли под копытами готовую разверзнуться бездну. Парни заорали, засвистели, размахивая руками. Серик смотрел на них, и думал: — "Надо же, всего то ничего мирной и спокойной жизни, а уже как дети малые; радуются чему угодно, даже чужому горю… Давно ли в междоусобной войне два раза брали и разоряли Киев? Это дар богов, что пришел на княженье Роман, со своей сильной галицийской дружиной. Вот и образовалась такая сильнейшая, поди, на всей Руси, дружина…" Тем временем мужичок поравнялся с киевлянами, вытянулся, распластавшись в санях, перекрестился кнутом, и заорал что-то коням. Те будто поняли, резко свернули к берегу, домчались до закраины льда и разом маханули в воду. Сани нырнули следом, будто утка, и вот уже лихие кони вынеслись на берег, а следом и мужик в санях, отфыркиваясь и отчихиваясь, будто чудо-юдо морское. Тут же набежали мужики, которые только что смеялись и балагурили по поводу незадачливого путешественника, принялись скидывать кафтаны и опашни, накрывать лошадей. Да и то сказать, после такой скачки, да ледяной купели, любая лошадь захворает и околеет. Мужику кафтан не дали, видать в наказанье, чтобы впредь и о лошадях думал, отправляясь в рискованное путешествие. Да он шибко и не просил; скинул свой мокрый опашень, раскинул по высокому задку саней, а сам разлегся на солнышке.
Серик подошел к нему, сказал, усмехаясь:
— А лихой ты мужик…
Мужик слабо отмахнулся, буркнул:
— На миру и смерть красна…
И тут с низовьев покатился гул и треск, по белому под солнцем полотну побежали трещины, а вскоре вся масса льда тяжело, и будто с облегчением, двинулась вниз. Серик постоял еще на берегу, пока солнце не начало клониться на закат, и решительно зашагал к Реутову подворью.
Подойдя к воротам, решительно заколотил сапогом по дубовой воротине. Его долго не слышали, потому как из-за ворот неслись крики, какой-то шум, натужное дыханье многих людей, фырканье лошадей. Наконец, отвалили засов. Двор был сплошь заставлен телегами, а многочисленные работники торопливо таскали в телеги из просторных амбаров мешки, кули, катили бочки.
Распоряжавшийся всей этой суетой с крыльца Реут, завидев Серика, замахал рукой. Серик кое-как протолкался меж тюков и работников, взбежал на высокое крыльцо. Весело скалясь, купец проговорил:
— А я уж думал, ты не придешь…
— Как же не приду, коли уговор был? — изумился Серик.
— Ну так, раньше бы пришел… А то завтра отплывать — а ты только явился…
— Долго мне собраться… — фыркнул Серик. — Только, ты ж говорил, что все твои ладьи в Сурож ушли…
— Так за зиму еще три для меня изладили. Две большие, и одну поменьше, для тебя. Тебе еще надо надежных людей поискать, в помощь. Можешь своих дружков позвать — Шарапа со Звягой. Скажи, что не обижу — прибытку будет больше, чем от татьбы, а риску меньше. Да вы, забубенные головушки, по дороге и своим промыслом можете заняться. На ладье места как раз для вас четверых, да еще шестерых гребцов вам дам. Ладья-то о десяти веслах. Для отвода глаз и товару в нее положим.
Серик задумчиво проговорил:
— Маловат караванчик получается… Легкая добыча для речных татей…
— А мы пойдем с караваном одной шайки не менее буйных головушек, чем твоя; слыхал про таких — Первый, Второй, Третий и Четвертый?
