Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)
- Нет. Здесь люди ослеплены демагогами, - возразил Александр, - и их обведет любой, кто придумает самую красивую ложь.
- Ты не прав - кто самым понятным образом представит им их будущее, поправил его Демосфен.
- Одно и то же, - проговорил царевич.
- Рано или поздно я вновь встану во главе Афин.
Кивнув, Александр согласился:
- Естественно, ведь при демократии народ следует за самым говорливым. Хорошо, пусть они вновь сделают тебя своим вождем, а я буду надеяться, что это случится, когда я уже стану царем. Тогда я раздавлю тебя раз и навсегда.
- Ты попытаешься сделать это, я не сомневаюсь.
Александр шагнул к Демосфену:
- Я раздавлю тебя, как гроздь винограда, демагог! - Он пнул ногой синий щит. - Чтобы спастись от меня в следующий раз, тебе понадобится что-нибудь понадежнее.
Если Александр действительно думал, что в Пелле не заметят его возвращения, значит, он забыл про свою мать. Нас было мало: Александр, его Соратники и телохранители царя, которым он приказал охранять царевича. С учетом слуг, конюхов и погонщиков мулов всего около полутора сотен.
Но улицы Пеллы встретили нас как героев. Горожане выстроились вдоль улиц, и, пока мы ехали ко дворцу, они приветствовали нас и забрасывали цветами. Молодые женщины улыбались нам. Мальчишки плясали возле коней, изображая, что и они входят в наш отряд.
На верху дворцовой лестницы нас встречала Олимпиада в великолепном красном платье до пят, с волосами, убранными цветами, в глазах царицы светилась победа.
Царя нигде не было видно. Нам устроили пышный пир. Даже нас, телохранителей, пригласили в пиршественный зал. Вокруг суетились пригожие молодые женщины, гладкощекие молодые люди. Александр сидел во главе стола, мать возлежала возле него. Возлияния были обильными, и многие напились. Но Александр и его мать ограничились тем, что сделали по глотку из своих кубков. Я пил вволю, зная, что никогда не бываю пьян. Организм мой пережигал алкоголь сразу же, как только я поглощал его.
- А где царь? - спросил я у Птолемея, расположившегося на кушетке неподалеку от меня.
Он ласкал одну из служанок. Таис решила задержаться на время в Афинах, и, возвращаясь в Пеллу, Птолемей жаловался, что бессердечная женщина пытается свести его с ума и, хуже того - преуспевает в этом.
- Какая нам разница? - сказал он и вновь повернулся к своей служаночке.
Ей было не более пятнадцати, но к этому возрасту македонки уже давно выходили замуж.
Шутки стали еще грубее. Молодые люди начали перебрасываться съестным. С каждой новой чашей хохот становился все громче. Олимпиада со своего ложа, стоявшего во главе стола, как будто ничего не видела и не слышала; царица была поглощена разговором с Александром, пригнувшим к ней голову.
Наконец они вместе поднялись и оставили зал. Тут пирующие вовсе распоясались. Вверх полетели целые блюда, даже кубки с вином. Гарпал, отличавшийся высоким ростом, вскочив на стол, объявил, что у него и жареный цыпленок полетит, словно живой голубь. И перебросил запеченную тушку едва ли не через весь зал, чуть не попав в смуглого Неарха, который старательно срезал шкурку с груши длинной спиральной лентой.
Один за другим Соратники и телохранители оставляли зал, по большей части прихватив с собой мальчика или девочку. Птолемей увел с собой сразу двух молодых женщин.
- Теперь я забуду о ней, - бормотал он. - По крайней мере на сегодняшнюю ночь.
Я встал с ложа и, обогнув несколько пар, отправился к двери. Мне хотелось знать, где находится сейчас Филипп и почему он не стал приветствовать вернувшегося сына. Кроме того, я надеялся отыскать Кету, нам еще о многом следовало переговорить.
Однако, приблизившись к двери, я заметил мальчишку-вестника, разглядывавшего пиршественный зал. Глаза его остановились на мне.
- Ты тот, кого зовут Орион? - спросил он.
- Да.
- Царица призывает тебя.
Радуясь тому, что не пришлось перекидываться пищей, я отправился следом за ним к лестнице в покои царицы.
- Она сказала, что я узнаю тебя по росту, - сказал мальчишка.
Среди горцев попадались, конечно, довольно высокие, но в основном рослые македонцы уступали мне в стати.
На лестнице провожатый улыбнулся и поднес лампу к моему лицу.
- Какие у тебя прекрасные серые глаза, - заявил он.
Я знал, что в этом возрасте юнцы нередко подыскивают себе наставника, который мог бы ввести их в общество взрослых мужчин. Гомосексуальные связи с подраставшими мальчиками были приняты среди знати. Как правило, мальчик вырастал, обзаводился семьей, а потом уже и юным приятелем. Судя по тому, что я видел здесь, жены македонцев находились в более тесной связи со своими мужьями, чем жительницы южных городов, сидевшие дома, пока их мужья развлекались с подобными Таис гетерами, профессиональными куртизанками. Впрочем, при желании мужчины могли оставаться любовниками всю свою жизнь, как Александр и Гефестион, хотя ни тот, ни другой в этом не признавались, а остальные Соратники лишь подшучивали, когда обоих не было рядом.
- Я здесь чужак, всего лишь телохранитель царя, к тому же не из знатных, - сказал я.
- Я слышал об этом, - сказал мальчик с легким разочарованием.
"Честолюбив, - подумал я. - Этот юнец найдет себе кого-нибудь получше меня".
Царица отдыхала в небольшой гостиной, окно которой выходило в дворцовый двор. Тонкий серпик луны едва поднялся над темными громадами гор. На небе мерцали звезды.
Комнату освещала единственная лампа, стоявшая на столе возле царицы. Александр, видимо, сидел возле матери и поднялся на ноги, когда посыльный открыл двери.
- Входи, Орион, - сказала Олимпиада и бросила мальчику: - Ты можешь идти.
Он закрыл за мной дверь, но я не расслышал звука его шагов. Однако я не стал гадать, подслушивает он или нет, - проводник мой был легок и босоног.
Александр разглядывал меня с явным смущением, сожалея, что его застали за беседой с матерью. Кто мог знать, какой яд вливала она в его уши?
Олимпиада казалась довольной тем, что я остался в дверях. Не обращая на меня внимания, она прикоснулась к руке сына.
- Давай садись, - сказала она, - мы еще не окончили разговор.
Александр помедлил, но после недолгих колебаний уселся все-таки на пол. На мгновение мне показалось, что он положит голову матери на колени.
- Итак, это верно? - спросил он, заглядывая в ее холодное прекрасное лицо.
Олимпиада снова кивнула:
- Столь же несомненно, как и неистощима похоть этого человека. Царь женится на ней.
- Но что это сулит тебе, мать?
- Лучше спроси, чем это грозит тебе, Александр.
- Царь не может отказаться от меня или забыть про мое существование.