Валентина Журавлева - Сквозь время. (Сборник)
— Не сходите с ума, Гейли. Перестаньте тянуть штурвал — это бесполезно.
Машинально Гейли поднял голову. На приборной доске, среди хаотически вспыхивающих контрольных ламп, ровно горел квадрат телеэкрана. С выпуклого зеленоватого стекла на летчика смотрел Вернер фон Гертер.
— Бросьте валять дурака, Джон. Оставьте штурвал. Ну, живо!
Повинуясь команде, Гейли разжал руки. И штурвал, словно издеваясь над ним, сам пополз назад, пополз без всяких усилий.
Ускорение стиснуло летчика, вдавило в кресло. “Атлант” выходил из пикирования.
— Вы чародей, шеф, — крикнул Гейли. Голос его дрожал.
Фон Гертер улыбнулся. Это было едва заметное движение губ; узкие, бескровные, они чуть изогнулись, вздрогнули, замерли. Но летчик видел — Гертер улыбнулся.
— Попробуйте передвинуть секторы газа, — сказал фон Гертер.
Он говорил внятно, четко, почти без акцента. И Гейли слышал его негромкий голос сквозь вой сирены и гул моторов. Может быть, слова угадывались по движению губ, может быть, ужас, охвативший сознание, обострил слух, но Гейли слышал каждое слово.
— Попробуйте передвинуть секторы газа.
Гейли послушно ухватился за красные рукоятки рычагов, попытался потянуть на себя. Секторы газа не поддавались.
— Нет, — он мотнул головой. Громко повторил, наклоняясь к экрану: — Нет!
— Без паники, капитан Гейли, — строго сказал Гертер. — Возьмите себя в руки.
Этот негромкий, лишенный выразительности, какой-то восковой голос действовал на летчика гипнотизирующе.
Фон Гертер был “Ученым № 1” — так называли его газеты. Фон Гертер, ведущий специалист Управления баллистических снарядов, строил ракеты для западного мира (он работал когда-то на Гитлера, но какое это имело значение? Ведь и тогда он был “Ученым № 1”). И Гейли с надеждой смотрел на экран.
Фон Гертер думал. Взгляд его, как всегда в такие минуты, остановился, губы плотно сжались. У него было лицо художника, музыканта: высокий, сильно выпуклый лоб с небольшим шрамом над правой бровью (в молодости Гертер был исправным буршем), тонкий хрящеватый нос с круглым вырезом ноздрей, голубые глаза, глядящие куда-то вдаль.
Фон Гертер думал. Это длилось всего лишь мгновение, но ожидание показалось летчику нестерпимо долгим.
Капитан Гейли не был трусом. Четвертый год он служил испытателем — это что-нибудь да значило. Но впервые в жизни его парализовал страх — жуткий, смертельный страх, от которого дрожали руки, бешено колотилось сердце и мысли, как капли ртути, метались, дробились и ускользали.
Под фюзеляжем “Атланта”, в нескольких футах от кабины, висела неотделившаяся ракета с водородным зарядом. Взрыватель стоял на боевом взводе — и никакие силы уже не могли предотвратить взрыв. Если из-за вышедших из повиновения приборов самолет снизится — будет взрыв. Если кончится горючее и самолет спланирует — будет взрыв. А моторы, пущенные автопилотом на полную мощность, ревели, пожирая горючее…
“Взрыв, взрыв, взрыв…” — бешено пульсировало в сознании Гейли. Взрыв, от которого возникает ослепительный, затмевающий солнце клубок огненных вихрей, а потом для него, Гейли, наступят вечный мрак и небытие. Водородный взрыв, от которого и ракета, и самолет и он, Гейли, разлетятся на молекулы, на атомы, превратятся в пустоту, в ничто.
Гейли верил во всемогущество Бомбы. Его много лет убеждали в этом газетными статьями, кинофильмами (“Смотрите, смотрите, что стало с Хиросимой!”), секретными — только для офицеров! — инструкциями. Радиусы действия Бомбы, разрушительный эффект, оптимальные высоты взрывов — десятки, сотни цифр были спрессованы в глубинах памяти. И сейчас, рванувшись с силой отпущенной пружины, эти цифры вытеснили из сознания все остальное. “Взрыв, взрыв, взрыв…” Это слово вертелось, как точильный круг, высекая мысли искрами: Почему бортинженер не пошел в полет? В шесть вечера надо быть в баре… Горючего осталось минут на сорок…” Искры гасли мгновенно. Бортинженера не пустили в рискованный полет — квалифицированный специалист стоит много дороже пилота. Свидание в баре не состоится — при всех обстоятельствах он опоздает… Он старался не смотреть на прибор, показывающий расход горючего. “Взрыв, взрыв, взрыв…” — вертелся точильный круг, искрами высекая цифры — температура, ионизация, ударная сила, температура, ионизация, ударная сила…
— Слушайте, Гейли, — голос фон Гертера ввинчивался в сознание летчика. — Слушайте, Гейли. Вы должны снять щиток автопилота. Сейчас к экрану подойдет Петерсон. Он скажет, что нужно делать.
Гейли покосился на темную панель автопилота. Представил хаотическое сплетение проводов, полупроводников, сопротивлений, конденсаторов… Это была совершенно новая, не похожая на обычные автопилоты, комплексная система автоматического управления самолетом.
— Ничего не выйдет, — хрипло выкрикнул он. — У меня нет инструментов.
“Атлант”, набрав высоту, лег в крутой вираж. Заглушая визг сирены, напряженно ревели двигатели. Сквозь иллюминатор Гейли увидел внизу выгоревшие, ржавые холмы пустыни Хила. Самолет был где-то около полигона.
Фон Гертер думал. Все происшедшее было для него прежде всего сложной задачей, тем более сложной, что ее требовалось решить без промедления. Точнее — тремя задачами. Следовало определить, почему “Скорпион” не отделился от самолета. Это было крайне важно, ибо серьезные изменения в конструкции “Скорпиона” не входили в планы фон Гертера. Следовало также попытаться спасти экспериментальный образец “Скорпиона” или довести испытания до конца. И, наконец, желательно было сохранить жизнь Гейли, опытного пилота, к которому фон Гертер уже привык.
Фон Гертер думал. Его мозг работал, как хорошо выверенная аналитическая машина. Он решал одновременно три задачи. Но перед глазами Гертера стояло главное — чертеж пускового устройства “Скорпиона”. Где-то была ошибка, и фон Гертер методично ее искал.
— Придется прыгать, — сказал он летчику.
— Нет, — Гейли наклонился к самому экрану. — Нет. Автоматы закрыли люк…
Гертер уже не слушал. Он знал, в чем дело. Автоматы безопасности не дают летчику прыгать, если самолет недостаточно удалился от предполагаемого места взрыва. А это место было сейчас всего в нескольких футах от кабины. Одна из задач усложнялась, Гертер поморщился.
“Атлант” вошел в облака, серая пелена надвинулась на иллюминаторы, и автоматы тотчас же включили обзорный локатор, зажгли свет. Восставшие против летчика приборы заботились о нем — исправно подавали в кабину кондиционированный воздух, поддерживали нужную температуру, следили за освещением. Как тюремный врач, они педантично оберегали здоровье приговоренного к смертной казни.
