Уильям Бартон - Бунт обреченных
Могу себе представить, как это выглядело: родители, постоянно твердящие друг другу: «Если бы только мы держали их на расстоянии…»
— Думаю, никто не должен заставлять людей искать козла отпущения, винить других в своих ошибках и упущениях.
— Разве это их вина? Или все же моя?
— Только моя. И все потому, что я хотел уехать…
Мы сели на край кровати, я выключил лампу.
Воцарился полумрак — лунный свет пробивался сквозь окно, и танцовщица мерцала на стене.
Позже мы лежали, обнявшись, прижавшись друг к другу влажными спинами, и смотрели на освещенные белым, мертвым светом деревья. Я полностью открыл окно, поднял шторы, и теперь они от ночного теплого ветра, наполнявшего комнату, медленно покачивались в потоке воздуха.
Алике лежала, положив голову на мою грудь, и гладила низ моего живота, а также ту часть моего тела, которая доставила ей столько удовольствия. Ни одна наложница по собственной инициативе никогда не делала такого. Ну, я и сам не просил об этом — игра не стоит свеч.
Кроме того, так может поступать… любовница, жена…
Я пытался разобраться в своих ощущениях: черт меня возьми, я за двадцать лет разучился понимать женщину. У меня и раньше-то было мало возможностей ее узнать, а шансов научиться определять ее чувства и вовсе не было. Обычно я и Джонни Рексрот сиживали в баре с Соланж и с кучей других представительниц прекрасного пола, лакали с ними пиво, эль, бренди и разные суррогаты, обжигающие горло.
Мы смеялись, отпуская грязные шуточки о сексе и насилии, наложницах и наложниках, местных жителях, поппитах, господах, говорили о друзьях и соратниках.
До своих домиков я и Соланж добирались с трудом, в стельку пьяные, шатаясь из стороны в сторону. Распевали песни, не помню уже какие. Стояли, держась за перила, икали друг другу в лицо, Соланж острила по поводу лица Чади, не забывая при этом ткнуть меня кулаком под ребра, в живот. Я, конечно, платил ей тем же.
Ее наложник Чади был армянином, а добротный нос этого типа всегда приводил меня, да и остальных тоже, в радостное изумление.
Я заходил домой, укладывал Хани на пол, и занимался с ней любовью грубо, жестко. Она не жаловалась, но все это время держала глаза закрытыми.
Потом девушка прмогала дойти мне до кровати и, улыбаясь, протирала мои лицо и грудь влажной тряпкой.
Я видел обнаженную Соланж в бане для новобранцев — высокая, стройная, на теле нет практически ни одного волоска. Но, однако, она ничем не отличалась от всех других женщин. У нее была характерная для египтянок фигура — гибкая, изящная.
Не могу представить себя занимающимся с ней сексом. Это было бы то же самое, что заниматься любовью с Джонни Рексротом, чьи партнеры всегда были мужского пола.
Алике положила руку на мой живот, и та, скользнув вниз, уже покоилась в паху. У нее это очень хорошо получалось — мягко, ненавязчиво, совсем не больно. Наверно, Бенни хорошо научил ее подобным премудростям.
Ветер задул сильнее, заставив деревья ближе наклониться друг к другу. Звук походил на шорох о берег серфинговой доски. Высоко в небе сияли яркие звезды, расположение и свет которых я хорошо помнил — я видел их из открытого космоса и со множества планет, даже с тех, где не было атмосферы.
— Мне всегда хотелось узнать, как, выглядит Земля и звезды из космоса. Частенько я сожалела, что не прошла экзамен или не воспользовалась каким-то другим путем, чтобы попасть туда, — мечтательно проговорила женщина.
Мне вдруг пришло в голову, что такие люди даже могут и не знать о законах, по которым живет теперь их планета. Они не имеют представления, как работает и развивается империя господ, потому что никому не нужно было информировать их об этом.
Я попытался представить Алике в роли женщиныколонизатора, помещенной на один-из заледеневших континентов безымянной планеты системы A-IV.
Сейчас же она была уже несколько старовата для этого, комиссия непременно ее забракует. Если, конечно, господа не решат, что им нужны люди среднего возраста.
— Неужели ты ни разу не покидала планету?
Женщина прильнула ко мне, водя вверх-вниз ладонью по животу.
— Когда мне было шесть лет, мы летали на Марс. Эта поездка была как-то связана с работой матери. Я многое помню: красная пустыня, розовое небо, жизнь внутри куполов, выход наружу в вакуумных скафандрах. Некоторое время мне нравилась маленькая сила тяжести, но все равно очень хотелось вернуться домой. Я скучала по настоящему небу.
И тут я вспомнил свой недавний прилет на родную планету и выход из корабля. Надо мной было небо, к которому привыкли и для которого были созданы мои глаза.
— Я тоже скучал по нему.
— Но тем не менее ты ни разу не приехал домой. Почему?
— Не знаю. — Я ощущал, что этот вопрос не дает ей покоя. Женщинам всегда хочется, чтобы ты рассказал о своих чувствах. Даже наложницы грешат этим, хотя гейши не могут настаивать на взаимном доверии. И, вероятно, те ответы, что они получают или даже отсутствие их, убеждает представительниц слабого пола в том, что мужчины совершенно бесчувственны.
Дешевая мелодрама, мыльная опера… За двадцать лет жизнь изменилась, изменились и общественные, социальные концепции. Я знаю, как и что чувствуют женщины, ведь половина наемников в легионах спагов — представительницы прекрасного пола.
Алике промолвила:
— Мне даже сейчас не хочется уезжать. Кто знает, может, я тоже не вернулась бы…
О чем она думает? Наверно, о нас двоих, несущих службу среди звезд, сражающихся плечом к плечу, а после боя занимающихся любовью. Может, она представляла Дэви и Марша, воюющих с нами…
Мы болтали всю ночь. Алике рассказывала мне о своей жизни, о мечтах, которые вызывали у меня ревность и сожаление. У нее было много мужчин, внесших свою лету в ее искусство любви. Мне почему-то неприятно было представлять их у ее ног, ожидающих своей очереди…
Напрасно я убеждал себя, что глупо испытывать какие-то чувства — эти люди были просто ее наложниками…
Мне было жаль свою давнюю подругу, идущую по этой трудной дороге жизни, находящую новую работу, отдающую ей все силы, развлекающуюся с мужчинами, входящими и исчезающими из жизни, незнакомцами, становящимися друзьями, и друзьями, превращающимися в незнакомцев.
Мы снова занялись любовью — на этот раз Алике была наверху, глядя на меня, положив ладони на грудь. Я смотрел на нее, словно на кошку, потягивающуюся и готовящуюся лечь спать. После утомительного, но приятного занятия, мокрые от пота, мы лежали, тяжело дыша, и беседовали. Она хотела узнать о моей жизни среди звезд, поэтому мне пришлось вкратце все рассказать.
