Паоло Бачигалупи - Заводная и другие (сборник)
По воде не выйдет. Либо посуху, либо никак. На реке еще получилось бы себя остудить, а вот на земле… Она представляет долгий путь под обжигающим тропическим солнцем. Может, стоит подождать сезона дождей. Придет муссон – станет прохладнее, поднимется вода.
Эмико шагает обратно через плотину, через трущобы, где живут семьи докеров и моряки, которые прошли карантин и получили увольнительную на берег.
Значит, по земле. Даже мечтать о бегстве было глупо. Если бы удалось сесть в пружинный поезд… но и тут нужны особые разрешения – десятки, чтобы просто войти в вагон. С другой стороны, можно всучить взятку или пролезть незаметно… Какая разница – все дороги ведут к Райли. Придется с ним поговорить, поумолять этого старого ворона о том, что ему совсем не интересно.
Когда она проходит мимо человека с татуировкой дракона на животе и мяча для такро[53] на плече, тот таращит глаза и произносит:
– Дергунчик…
Эмико не сбавляет шаг и не поворачивает голову, но ей страшно.
– Дергунчик, – говорит незнакомец еще раз и идет за девушкой.
Оглянувшись, она видит явно недоброе лицо и с ужасом замечает, что у человека нет руки. Тот тычет ей обрубком в плечо, Эмико отпрыгивает и выдает себя рваным движением. Незнакомец ухмыляется и выставляет напоказ черные от бетеля зубы.
Она сворачивает в сой, надеясь, что о ней быстро забудут.
– Дергунчик!
Девушка ныряет в извилистый проулок и ускоряет шаг. Ладони потеют, тело нагревается, она дышит часто, избавляясь от излишков тепла. Однорукий не отстает – ничего больше не говорит, но шаги уже близко. Еще поворот – из-под ног в разные стороны прыскают переливчатые чеширы. Если бы и она так могла – стать одного цвета со стеной, и пусть этот человек пробежит мимо.
– Эй, пружинщица, ты куда? Я только посмотреть хочу.
Служи Эмико до сих пор у Гендо-самы, не стала бы убегать, а заговорила смело, зная, что защищена консульскими документами с печатью «импорт» и разрешением от владельца, пригрозила бы именем хозяина. Пусть была тогда чьей-то вещью, зато охраняемой. Могла даже пойти в полицию или к белым кителям. Паспорт и нужные штемпели делали ее не преступлением против природы и теории ниш, а дорогой игрушкой.
Проулок вот-вот выведет на большую улицу с гайдзинскими складами и торговыми офисами, но однорукий успевает схватить Эмико за руку. Ей жарко еще и от страха. Она с надеждой смотрит наружу, но видит только лачуги, полотнища ткани и нескольких иностранцев, которые ничем не помогут: грэммиты – последние, кого она хотела бы видеть.
Незнакомец тянет девушку назад.
– И куда это пружинщица собралась?
Его глаза злобно поблескивают. Он что-то жует. Это яба, палочка амфетамина. Кули едят такие, когда хотят работать дольше, а для этого сжигают калории, которых у них нет. Однорукий хватает Эмико за запястье и тащит от большой улицы – подальше от посторонних глаз. Бежать девушка не может – перегрелась. Да и некуда.
– Встань к стене. Не так. – Он толкает ее. – Не смотри на меня.
– Прошу вас…
В здоровой руке незнакомца блестит нож.
– Заткнись. Стой смирно.
Вопреки всем прочим инстинктам она повинуется командному голосу и шепчет:
– Пожалуйста, отпустите.
– Я сражался с такими, как ты. Там, в джунглях, на севере. Этих пружинщиков было полно – сплошь солдаты-дергунчики.
– Я не такая модель, не военная.
– Такая же, японская. Я из-за вас руку потерял. И кучу друзей. – Он тычет обрубком ей в щеку, потом обхватывает за шею, разворачивает, жарко дышит в затылок, прикладывает нож к яремной вене и делает небольшой надрез.
– Пожалуйста, отпустите. Я сделаю все, что скажете. – Эмико прижимается к его промежности.
– Думаешь, стану марать себя? – Он больно ударяет ее о стену, девушка вскрикивает. – Испачкаюсь об тебя, животное? – Потом, подумав, говорит: – Вставай на колени.
На большой улице рикши стучат колесами о мостовую, люди громко спрашивают, почем пеньковый канат или когда начало матча по муай-тай на Лумпини. Однорукий снова обхватывает шею Эмико и кончиком ножа нащупывает вену.
– Все мои друзья погибли в джунглях. И все – из-за вас, японских пружинщиков.
Она негромко повторяет:
– Я не такая.
– Ну конечно, не такая! – хохочет однорукий. – Тоже тварь, но другая. Новый демон – как те, которых держат на верфях за рекой. Наш народ голодает, а вы крадете весь рис.
Нож плотно приставлен к горлу. Убьет. Точно убьет. Он – сгусток ненависти, она – кучка отбросов. Он зол, опьянен наркотиком и опасен, она – беззащитна. Тут не помог бы даже Гендо-сама.
Лезвие вжимается в гортань.
«Вот так и умрешь? Тебя для этого создали – истечь кровью, как свинья на бойне?»
В ней вспыхивает противоядие отчаянию – ярость.
«Даже не попробуешь спастись? Это ученые сделали тебя такой дурой, что и мысли не возникнет вступить в драку за свою жизнь?»
Эмико закрывает глаза, молится бодхисаттве Мидзуко Дзидзо[54], а потом, для верности, духу чеширов бакэнэко[55], делает глубокий вдох и что есть силы бьет по ножу. Лезвие оставляет на шее жгучий надрез.
– Араи ва?! – вопит однорукий.
Девушка отталкивает его, подныривает под занесенным ножом и, не оглядываясь, бежит к выходу из проулка. Человек хрипит и тяжело падает на землю. Она выскакивает на большую улицу, не думая о том, что выдаст себя или перегреется и погибнет. Главное – уйти подальше от этого демона, перегореть, но не сдохнуть, как безвольное животное.
Вперед – мимо гор фруктов, через бухты веревок. Самоубийственное и бесполезное бегство, но она ничего не может с собой поделать. Эмико толкает гайдзина, который торгуется за мешок местного ю-тексовского риса, тот отскакивает и возмущенно вопит.
Все вокруг будто замедлилось – прохожие не идут, а ползут. Она ловко проскакивает под бамбуковыми строительными лесами. Бежать до странного легко. Люди шагают так, словно увязли в меду. Эмико смотрит назад: ее преследователь сильно отстал. Удивительно, как вообще можно было его бояться. Глядя на этот заторможенный мир, она начинает хохотать…
…и налетает на строителя. Оба падают на землю.
– Араи ва! Смотри, куда идешь! – кричит рабочий.
Девушка с трудом встает на колени, чувствует, как онемели от ссадин ладони, и хочет бежать дальше, но все перед ней вдруг делается шатким и туманным. Она оседает, потом, как пьяная, поднимает себя снова и ощущает внутри страшный жар. Земля уходит из-под ног, но Эмико стоит, держась за выжженную солнцем стену, и слушает ругань строителя – яростную и бессмысленную. Наваливается раскаленный мрак. Она начинает перегорать.
