Сергей Андреев - Особый контроль (сборник)
Старший диспетчер переглянулся с операторами, отметил время: таймфаг доносит вести практически мгновенно, свет же вспышки должен был достичь орбиты Марса только через пятьдесят минут.
— “Полюс”, повторите информацию и дайте точные координаты вспышки, — попросил диспетчер. — Что вас смущает конкретно? И почему для проверки вам потребовалась система СПАС?
Обсерватория не ответила. Два, три и пять раз повторял вызов оператор, но ответа с обсерватории так и не поступило.
— Странно! — задумался диспетчер, опытный инженер, в прошлом работник аварийного патруля. — С чего бы ему молчать? Похоже, они даже передатчик вырубили — не видно контакта. И с чего бы ему вообще звонить по тревожной сети? Что он там увидел в Треугольнике? М-да, придется потревожить кое-кого из старых знакомых, не нравится мне эта загадка…
Хмыкнув, он соединился с отделом УАСС на Земле.
* * *Томах прилетел домой, когда семья уже спала. Приняв душ, он залез в кухонный комбайн, собираясь поужинать, как вдруг в гостиной тихо прозвенел сигнал вызова.
Окошко универсальных часов, запрятанное в толще стены, показывало девять часов тридцать семь минут по среднесолнечному времени, но для Сахалина, где жили Томахи, шел уже двенадцатый час ночи.
Филипп, наверное, уже привык к своему положению, подумал Станислав. Ничего, это ему полезно — послушать то, что невозможно услышать ухом. Кто же звонит?
Он прошел в гостиную, утопая ступнями в теплом ворсе пола, включил виом.
— Слушаю, Томах.
Томившийся ожиданием молодой диспетчер отдела встрепенулся:
— Извините, Станислав, только что получено сообщение от специальной — три с Фобоса. Обсерватория “Полюс” зафиксировала яркую вспышку с необычным спектром в квадрате Треугольника с галактическими координатами… — диспетчер продиктовал ряд цифр. — На дальнейшие вызовы обсерватория не отвечает.
— Сигнал SOS?
— Нет, диспетчер Фобосской станции сигнала тревоги не получал, хотя просил повторить сообщение. “Полюс” молчит.
— Тогда почему вы обращаетесь ко мне? Есть отдел контроля пространства, линейные службы…
— Диспетчер просил найти вас лично.
— Вот как? — Томах приподнял бровь. — Кто же этот смельчак?
— Станислав Грехов, — покраснев под пристальным взглядом инспектора, сообщил диспетчер после минутной паузы.
— Грехов? — Томах задумался, взгляд его стал жестким. — Любопытно. Что СПАСы?
— Планетарные на контроле, станции пространства всех поясов “чувствуют вакуум”.
“Чувствовать вакуум” на жаргоне спасателей означало — не слышать ничего.
— Любопытно, — сказал Томах, мысленно прощаясь с отдыхом. — Свяжитесь с Богдановым и оповестите все СПАСы внутренней зоны о вспышке. Я буду через полчаса.
— Богданов уже предупрежден, — виновато сознался диспетчер. — Он сказал, что все это очень напоминает ему признаки цунами… Извините, но пояснять, что имеется в виду, он не стал.
Станислав выключил виом, досадуя на неопытность и разговорчивость молодого дежурного, и повторил про себя: признаки цунами… Что же тут непонятного?
Через минуту, никого из домашних не предупредив, он сел в куттер, дежуривший на стоянке недалеко от дома, сорвал ограничитель скорости и включил форсаж.
Ему надо было пересечь Татарский пролив и достичь Хабаровска, возле которого располагалась одна из немногих пока ТФ-станций Приморского края. Куттер успел покрыть примерно половину этого расстояния, когда на крохотной панели киб-водителя загорелся красный огонек и зажужжал сигнал предупреждения.
Томах нажал рычажок, в кабину аппарата ворвался чей-то недобрый голос:
— Борт-икс, высота двенадцать, скорость три единицы, вы нарушили режим воздушного сообщения! Немедленно покиньте чужой коридор! Борт-икс, высота двенадцать, скорость три единицы, немедленно покиньте чужой коридор! Ответьте по седьмому каналу “контрольному сто три”. Если через минуту не покинете транспортный коридор среднетоннажных линий, буду вынужден применить “красную завесу”.
“Это же мне, — догадался Томах. — Черт, совсем плохой стал, не предупредил никого…”
— “Контрольный сто три”, — быстро проговорил он в микрофон. — Я борт “сорок пять” Сахалинского ведомства УАСС, заместитель начальника отдела безопасности Томах. Освободите горизонт до Хабаровска, в опасности жизнь людей!
После трехсекундного молчания тот же голос, скорее суровый, чем недобрый, отозвался:
— Борт “сорок пять”, горизонт среднетоннажного транспорта на высоте двенадцать освобожден до Хабаровска. До таймфага триста два километра, дайте разворот на полтора градуса влево по курсу. Желаю удачи.
— Благодарю, — отрывисто бросил Станислав, не удивляясь прозорливости неведомого ему инспектора по транспорту.
До таймфага оставалось около шести минут полета…
В зале царила особая дежурная тишина, Филипп украдкой посмотрел на часы: оказывается, он просидел всего сорок минут, до конца дежурства оставалось еще шесть раз по столько. Что ж, придется “продолжать дежурство”, слушать, слушать и слушать мерное дыхание космоса, его вечное дыхание, рожденное возникновением и гибелью звезд, кипением галактик и квазаров, криками коллапсаров и бесплотным дождем реликтового излучения; и ждать в этом хаосе “звуков” иного склада — зова о помощи, и услышать, и понять, и определить — чей это зов и где находится зовущий…
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризна или ропот
Мной утраченного дня?
— пришли на ум пушкинские строки. — Действительно, самое время спросить: что ты значишь, скучный шепот? Все спокойно в этом лучшем из миров, все тихо, техника безопасности соблюдается неукоснительно, автоматически, аварии исключаются тоже автоматически. В таком случае поэт задавал вопрос не зря и придется время дежурства включить в “ропот утраченного дня”. Если сидеть здесь минут пять-десять, то интересно даже, но не четыре же часа?
Внезапно Филипп уловил в общей звуковой каше, омывающей мозг, какой-то инородный звук, даже не звук — тень звука.
Тотчас же более опытные дежурные отреагировали на это каждый по-своему: Хрустал ее занялся автоматом пеленга, а Рафаэль дал сигнал тревоги по отсекам.
Из-под пульта прозвучал резкий гудок, затем голос автомата:
— Сигнал SOS! Квадрат Треугольника, координаты: плюс двадцать три градуса галактической долготы, минус девятнадцать галактической широты.
Станция напрягла все свои чудовищные “уши”, ориентируя их на определенный квадрат пространственной сферы, и усилия автомата не пропали даром: динамики донесли людям торопливый скрип — будто ножом по стеклу — передачи, адресованной только станциям СПАС, оснащенным самой чувствительной из той аппаратуры, что мог породить технический гений человечества в конце двадцать третьего века.
