Александр Казанцев - Том (4). Купол надежды
– Не знаю как вам, а мне лицо жаром опаляет, – заметил Николай Алексеевич.
– Если вам нравится этюд – возьмите.
– Княжеский дар. Не посмею.
– Закон моих предков. Понравилось – твое, – гордо объявила художница. – Я знаю. Ваша дача за лесом. Закончу этюд, и мы принесем.
– Мы? – удивился Анисимов.
– Это же Томка Неидзе, о которой я вам еще в Терсколе рассказывала. Дочь Вахтанга Неидзе. Помните?
– Как же!
– Пойдемте в совхозный сад. Я вам все расскажу.
И Аэлита повлекла Николая Алексеевича за собой.
Дед Тарас ждал гостей.
Маленький, седенький, с серыми висячими усами, пожелтевшими от табака, он сидел ссутулившись на крылечке избушки, курил трубку и, прикрываясь ладонью от солнца, смотрел на приехавших.
– Добрый день, Тарас Григорьевич. Приехали, как обещали, – приветствовал его академик.
– Здравья желаем! Ждем давненько, – отозвался старик.
– Баллон по дороге спустил. Менять пришлось.
– Машина – завсегда машина. Ухода требует. Эгей! Молодцы-тракторцы! Коль с чертями не схожи, покажите рожи!
На окрик деда из кустов появились двое в комбинезонах с множеством карманов и «молний».
– Ты, Остап, давай костром займись, – командовал дед. – Приезжих надо деревенской едой попотчевать. Они там, поди, отвыкли от настоящей-то пищи. Все искусственную потребляют.
– Да пока еще нет, к сожалению, – улыбнулся Анисимов.
На крылечке избушки появился коренастый усатый мужчина в гимнастерке старого покроя, со звездочкой Героя на груди. Черты лица были мелкие, как у Остапа.
– Милости просим. Узнал о вашем приезде и к отцу в сад заглянул. Заодно на цветение посмотреть.
Сели к разгоревшемуся костру. Дед принес котелок с картофелинами и баночку с солью.
– А мы видели твою Тамару с мольбертом, – сказала Аэлита брату. – Какой лесной пожар нарисовала! Будто сама там была, а не с твоих слов. Право-право!
– С Остаповых. Когда разойдется – жарко становится. А Томань моя в эти дни всегда приезжает в совхоз. Взялась кое-что нарисовать для клуба.
– Попрошу, гости дорогие, – приглашал дед. – Нет ягоды вкуснее малины, нет картошечки вкусней печененькой. Не обожгитесь, однако.
– А вы как думаете, Тарас Григорьевич, – сказал Анисимов, вытаскивая из костра запеченную картошку и перекидывая ее из ладони в ладонь. – Наша искусственная картошка будет хуже этой, если ее вот так же запечь?
– Да нет, не сумлеваюсь. Намедни привозили, так не отличишь. И сытно, аж аппетит отбило, – усмехнулся старик. – До ума не сразу дошло, что на неделю вперед наелся.
Все рассмеялись, кроме директора совхоза.
– Нет, вы уж простите меня, товарищ академик, я тоже пробовал вашей искусственной пищи. Для меня дед оставил. Но не лежит к ней душа.
– Почему же? На вас наша первая надежда.
– А вот у меня на вас надежды нет. Плохую услугу оказываете сельскому хозяйству, товарищи ученые.
– Почему же, Степан Тарасович?
– Сейчас перво-наперво надо сельское хозяйство вытягивать. Индустрия растет от пятилетки к пятилетке, людей из села впитывает. Народонаселение увеличивается. А сельское хозяйство не в тех темпах… Потому и я, металлург, по зову партии на дедову землю вернулся. А тут еще погода подводит…
– Вот-вот, Степан Тарасович! С этого и начнем разговор. Засуха – беда! До сих пор бич человечества! А людям есть независимо от погоды надо. Не так ли?
– Это верно. И мы в любую непогодь трудимся.
– А разве помешает вам, если государство в помощь вашему сельскому хозяйству будет иметь белковый резерв, который сделает ненужным в неурожайные годы обращаться к международному зерновому рынку.
– Нет, это, пожалуй, не помешало бы.
– Так вот, Степан Тарасович! Для Советского Союза это и есть наша задача! Кроме того, в мире есть немало всегда голодающих стран, не обеспеченных продуктами питания, без развитого сельского хозяйства.
– Это все верно, товарищ академик, только земля, она всегда останется землей-кормилицей.
– Никто на нее не покушается. Упаси боже. Никто не собирается землю, как кормилицу, отменять, – убежденно продолжал Анисимов. – Вопрос лишь в том, что должно на ней расти? Очевидно, то, чего нельзя получить более простым и дешевым способом. Например, яблоки, как у вас, фрукты мичуринские в садах и апельсины там всякие – пусть на земле растут, а не в колбах.
– Верно они говорят, Степан, ты слушай, – вступил в разговор дед Тарас. – Пошто я на старости за химию взялся? А ведь невдомек, почему меня, садового сторожа…
– Хранителя совхозного сада, – поправил директор совхоза.
– Ну хранителя совхозного сада, почему меня химия за ум зацепила? Да потому, что твою пашню, которая к моему саду примыкает, деревьями засадить надобно. И домов на ей понастроить удобных. И чтобы люди из городов по своей воле на землю нашу кормилицу переселялись жить. Вот! А тебя – обратно на Урал. Вот какая стратегия.
– Стратегия – вещь хорошая, – не сдавался директор. – Но вот взять тоже академика Вильямса. Он что говорил, чему учил? По сто центнеров с гектара зерна! Вот через сто лет, которые вы нам, хлебопашцам, оставите, по сто центнеров с гектара! Это задача! Ее решить нам помогите, товарищи ученые, с помощью агротехники, удобрений, машин прытких… Вот в чем актуальность. На все сто лет.
– Но засухи за эти сто лет могут быть? Так почему же не иметь запас белковых веществ? Ведь покупное зерно не закрывает вашего сельского хозяйства.
– Ну, это вам виднее, что выгоднее: покупать у буржуев или зерно из микробов делать.
– Не только зерно. Все виды пищи.
– А по мне, – вдруг вмешался Остап, – так в страдную пору трактора с трактористами в виде воздушного десанта с неба сбросить. И пошла писать! Земля – дыбом! А потом в другое место, где требуется. Вот и сто центнеров с гектара, как выпить дать!
– Ай да внучек! Трактора на пашню с воздуха! Ну сказанул!
– А что? – вмешался Спартак. – Во время таежного пожара так оно и было. Всех нас с машинами – прямо с воздуха. Просеку прорубили – гореть нечему стало.
– И машины с воздуха можно – перекидные механизаторские бригады, и белковый запас из микробов можно, пожалуйста, только землю-кормилицу, вы мне поверьте, покуда что рано в отставку выводить, – заключил директор совхоза.
– На пенсию! – подхватил Остап. – Читай «Мурзилку» и подмигивай.
– А ты помолчи, хиппи-язычник модный, – рассердился вдруг на Остапа отец.
– Молчу, как в рот квасу…
