Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране
— Энн. Что ты видишь? — хрипло спросил он.
— Пепельница в пяти дюймах от потолка, — бесстрастно ответила она. — Я не вижу ничего, что ее поддерживает. — Она помолчала и добавила. — Джубал, я думаю, что я это вижу… но если камеры не покажут то же самое, я порву свой патент.
— Хмм… Джил?
— Она плавает…
Джубал подошел к приборной панели и сел, не сводя глаз с пепельницы.
— Майк, — сказал он, — почему она не исчезла?
— Но, Джубал, — ответил Майк извиняющимся тоном, — ты же велел остановить ее; ты не говорил, что она должна исчезнуть. Когда я заставил коробку исчезнуть, ты захотел, чтобы она была снова. Я сделал неправильно?
— Нет, ты сделал все точно так, как надо. Я все время забываю, что ты воспринимаешь все буквально. — Харшоу припомнил оскорбления, бытовавшие в годы его молодости, и запретил себе говорить подобные вещи Майку: если он скажет парню что-нибудь вроде «чтоб ты сдох» или «сделай так, чтобы я тебя не видел», Майк, несомненно, воспримет это слишком буквально.
— Я рад, — рассудительно ответил Смит. — Мне жаль, что я не могу заставить коробку быть снова. Мне дважды жаль, что я утерял еду. Но так было нужно. Так я, во всяком случае, грокнул.
— Какую еду?
Джил поспешно вмешалась:
— Он говорит о тех двух людях, Джубал. О Берквисте и том, кто был с ним.
— Ах да, — у Джубала мелькнула мысль, что у него совершенно немарсианские понятия о еде. — Майк, не переживай из-за утери такой «еды». Сомневаюсь, чтобы инспектор мясного отдела допустил ее к продаже. По крайней мере, — добавил он, вспомнив о конвенции Федерации относительно Long Pig[13], – их признали бы негодными для еды. Кроме того, у тебя ведь была необходимость. Ты грокнул всю полноту и поступил как надо.
— Мне очень приятно, — в голосе Майка прозвучало громадное облегчение. — Только Старший может быть всегда уверен в правильности действия в месте пересечения… А мне надо много учиться, чтобы выучиться, и долго расти, чтобы вырасти, прежде чем я смогу присоединиться к Старшим. Джубал, можно, я перемещу ее? Я устал.
— Ты хочешь заставить ее исчезнуть? Валяй.
— Нет, этого я не могу.
— Почему не можешь?
— Она перестала быть над твоей головой. Я не могу грокнуть плохого в ее существовании там, где она сейчас.
— О! Хорошо. Делай с ней, что хочешь. — Харшоу по-прежнему не сводил глаз с пепельницы, ожидая, что она переместится так, чтобы быть над его головой и представлять для него угрозу. Вместо этого она скользнула вниз, повисела над панелью и пошла на посадку.
— Спасибо, Джубал, — сказал Смит.
— А? Спасибо тебе, сынок! — Джубал взял пепельницу. Она была такой же, как и всегда. — Да, спасибо тебе. За самое удивительное событие в моей жизни с тех пор, как юная служанка заманила меня на чердак. — Он поднял голову: — Энн, ты видела раньше левитацию?
Она поколебалась.
— Я видела то, что называли телекинезом. Перемещали игральные кости. Но я не математик и не могу свидетельствовать, что это был телекинез.
— Черт побери! Ты откажешься засвидетельствовать, что солнце взошло, если день будет пасмурный!
— Как я могу? Кто-нибудь может зажечь искусственный свет выше облачного слоя. Один парень, с которым я училась, кажется, мог заставить летать предметы не тяжелее канцелярской скрепки, но он должен был перед этим трижды выпить. Я не могла изучить это явление поближе… потому что пила вместе с ним.
— Ты никогда не видела ничего подобного?
— Нет.
— М-м… Что ж, как Свидетель ты мне больше не нужна. Если хочешь остаться, повесь платье на вешалку и тащи сюда кресло.
— Спасибо, не откажусь. Однако в свете лекции о мечетях и синагогах я переоденусь у себя.
— Как хочешь. Растолкай Дюка и скажи, чтобы он занялся камерами.
— Да, босс. Ничего не делайте, пока я не вернусь. — Энн направилась к двери.
— Ничего не могу обещать. Майк, садись рядышком. Ты можешь поднять эту пепельницу? Я хочу это видеть.
— Да, Джубал. — Смит протянул руку и взял пепельницу.
— Нет, нет!
— Я сделал неправильно?
— Нет, это была моя ошибка. Я хотел знать, можешь ли ты поднять пепельницу, не прикасаясь к ней?
— Да, Джубал.
— Ты устал?
— Нет, Джубал.
— Так в чем же дело? Она обязательно должна быть плохой?
— Нет, Джубал.
— Джубал, — вмешалась Джил, — вы не велели ему… вы просто спросили, может ли он.
— О, — на лице Джубала появилось глуповатое выражение. — Майк, не будешь ли ты так добр поднять эту пепельницу, не дотрагиваясь до нее, на фут от панели?
— Да, Джубал. — Пепельница поднялась и повисла в футе от панели. — Ты замеряешь, Джубал? — обеспокоенно спросил Майк. — Если что не так, я передвину ее.
— Прекрасно! Ты можешь удержать ее? Если устанешь, скажи мне.
— Я скажу.
— Можешь ты поднять еще что-нибудь? Скажем, этот карандаш? Если сможешь, сделай.
— Да. Джубал, — Карандаш взмыл к пепельнице. По просьбе Харшоу Майк добавлял все новые и новые предметы к уже парящим. Энн вернулась, подтащила поближе кресло и молча принялась наблюдать. Вошел, таща стремянку, Дюк, бросил сперва беглый взгляд на происходящее, потом присмотрелся повнимательнее и молча уселся на стремянку. Майк наконец сказал:
— Я не уверен, Джубал. Я… — он остановился, подыскивая слово. — Я лишь ученик в таких делах.
— Не надо выкладываться до конца.
— Я думаю, что подниму еще что-то одно. Я надеюсь. — Лист бумаги зашевелился, поднялся… и все парившие в воздухе предметы — штук двенадцать — попадали на пол. Майк был готов расплакаться.
— Джубал, мне страшно жаль.
— Ты должен гордиться. — Харшоу похлопал его по плечу. — Сынок, то, что ты сейчас сделал… — Джубал остановился в поисках сравнения, понятного Майку. — То, что ты сделал, гораздо труднее, чем завязывать шнурки, более удивительно, чем правильно выполнить гейнер в полтора оборота. Ты проделал это, э-э… блестяще, блестяще, очень красиво. Ты грокнул?
Майк был явно удивлен.
— Я не должен стыдиться?
— Ты должен гордиться.
— Да, Джубал, — ответил он с довольным видом. — Я горжусь.
— Хорошо, Майк. Я не могу поднять даже одну пепельницу, не трогая ее.
Майк был изумлен.
— Ты не можешь?
— Нет. Ты научишь меня?
— Да, Джубал. Ты… — Смит смущенно остановился. — У меня снова нет слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду слова. Тогда я научу брата.
— Только особо не рвись.