Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1989 год
— Небольшие внутренние разногласия, — сказал Ламст. — Утром у нас были… события. Мы обсуждали вашу информацию.
— Что, все вместе?
— А почему я должен был скрывать это от них? Кое-кто стал возражать — убеждения, личные причины… — Он болезненно поморщился. — Я не хотел доводить до оружия, но иначе не получилось… Ну, пойдемте? Очень мне не хочется вас туда пускать, обеспечить вам безопасность никак невозможно.
— Ничего, на авось… — сказал я наигранно лихо.
Мы вошли в здание, прошли по короткому коридору без окон и остановились перед железной дверью с массивным засовом и волчком. Стоявшие возле нее двое автоматчиков посмотрели на меня настороженно и тревожно.
— Как будем страховать, капитан? Ведь никакой возможности нет.
— Разговорчики, — сказал я. — Отпирайте.
Они откинули взвизгнувший засов. Я взялся за ржавую скобу, но Ламст удержал за рукав и тихо, совсем тихо спросил:
— Вот то, что я с ними дрался, это ТЕ или я сам?
— Вы сами, Ламст, — сказал я и потянул на себя тяжеленную дверь.
Уровень пола камеры был ниже уровня пола коридора, и вниз вела деревянная лесенка в три ступеньки. Окон нет, на бетонном потолке лампа в решеточке. Дверь захлопнулась за моей спиной с тягучим скрежетом.
Они медленно вставали с топорно сработанных нар, собирались в тесную кучку, не отрывая от меня глаз, выражавших самые разные чувства, а я никак не мог решиться шагнуть вниз. Их было человек двадцать.
Я ждал. В любой толпе есть вожаки.
— Ну, что молчишь? — спросил высокий человек в мешковатом драном свитере, стоявший как-то наособицу. — Кто такой? Где взяли?
— Нигде, — сказал я, спустился по сырым ступенькам и подошел к нему вплотную. — И я не ваш, в смысле не из леса. Я вообще не ваш.
Сейчас же трое зашли мне за спину. Теперь все они зашевелились, обступая меня полукругом.
— Чего смотришь, бери его за глотку…
— Цыц! — не оборачиваясь, бросил высокий, и злобный шепоток мгновенно утих. — Зачем тогда явился?
— Поговорить, — сказал я и двинулся прямо на них. Они расступились, обескураженные таким нахальством. Я прошел к нарам, сел, закурил и сказал, глядя, как они молча надвигаются;
— Тихо, прыткачи! Кто-нибудь умеет водить машину?
— Ну а если и умеет? — спросил высокий.
— Тем лучше, — сказал я. — Там, у двери, стоит грузовик, садитесь и отправляйтесь на все четыре стороны, куда вам там нужно.
Момент для броска был ими безнадежно упущен. Человек может смириться с чем угодно, только не со смертью. Сначала в их глазах, на их лицах появилось удивление, потом надежда, разжимались кулаки, толпа-монолит распадалась на отдельных людей, охваченных жаждой неба и дыхания. Я сидел и курил.
— Как это понимать? — спросил высокий.
— Буквально, — сказал я. — Так найдется водитель?
— Я умею! — крикнул кто-то.
— Новая провокация, — сказал второй. Но, судя по тону, ему страшно хотелось, чтобы его немедленно переубедили.
— Кто там вякает насчет провокации? — громко спросил я. — Иди сюда, если не боишься.
Его торопливо вытолкнули в первый ряд.
— Значит, провокация? — сказал я. — А позвольте спросить, с какой целью?
— Выследить наши деревни.
— Видите? — спросил я, разворачивая перед ними карту. — Выслеживать ваши деревни незачем. Кстати, если все пройдет так, как мы с вами — да, мы с вами! — хотим, Команда перестанет существовать в ближайшие же дни. Можете вы это понять?
Это было похоже на взрыв. Они заметались, загомонили, перебивая и не слушая друг друга, а тот, в рваном свитере, подскочил ко мне и закричал в лицо:
— Поняли? Поняли наконец, что не вы одни — люди? Что не вас одних сделали марионетками? Поняли? Что случилось? Должно было что-то случиться… Эй, потише!
— Это долго объяснять, — сказал я. — Не место и не время. У вас должны быть старейшины, вожди, начальники…
— Они есть.
— Прекрасно, — сказал я. — Самое позднее завтра я к вам приеду, так что ждите.
Он часто, торопливо кивал. Выходит, исторические моменты бывают и такими. Впрочем, церемонность поз и пышность речей, отливающие бронзой крылатые афоризмы — все это парадная живопись, приглаженная грубая проза…
Все произошло, как и было задумано: настежь распахнулись ворота, автоматчики оттянулись в глубь двора, грузовик подогнали вплотную к двери в подвал.
До последней минуты я опасался инцидента, вспышки. Те, что остались с Ламстом, поверили в необходимость и важность перемен, но четыре года войны нельзя вышвырнуть, как стоптанный башмак, нельзя лечь спать одним человеком, а проснуться другим, между ними еще долго будет стоять кровь и эти проклятые четыре года — часы по хронометрам внешнего мира…
Я был готов стрелять в любого, кто попытается поднять автомат, однако обошлось. Грузовик на полной скорости вылетел со двора. Мне жали руку (Бородач), хлопали по спине (Ламст и Блондин), чмокали в щеку (Кати), клали лапы на плечи и норовили лизнуть в нос (Пират), но чокаться шампанским, разумеется, было еще рано…
— Хватит, довольно, — сказал я, уклоняясь от рук, поцелуев и лап. — Ламст, снаряжайте меня в дорогу. Машину, палатку, провиант, ну и оружие, чтобы я мог при необходимости поговорить по душам с вашими драконами. Большой туристский набор для одного.
— Для двух, — сказала Кати.
Я посмотрел на нее весьма неласково:
— Не умеешь считать. Для одного.
— Ой, правда… — сказала она. — Не умею считать, дуреха, — для троих, не оставим же мы Пирата, он обидится.
— Дело, — сказал Бородач. — Одному вам ехать не годится.
— Нет уж, друзья, — сказал я. — Это вам не экскурсия.
— Никто вам и не навязывает экскурсантов, — сказал Ламст. — Вам дают опытного, проверенного на деле сотрудника.
— А я чихал на таких сотрудников… — начал я.
— Одну минуту, — прервала меня Кати. — Мы сейчас сами разберемся.
Она взяла меня за руку, потащила в сторону.
— Ну вот что, — сказала она. — Или ты меня берешь, или я во всеуслышание вру, что мы с тобой вчера стали мужем и женой, и выходит, что ты протестуешь против моего участия из чисто эгоистических соображений. Ох как неприглядно это будет выглядеть, нехорошо о тебе подумают…
Я остолбенел, а шантажистка торжествующе улыбалась, щуря зеленые глазищи, и такая она была сейчас красивая, что я не мог на нее сердиться. Мне страшно не хотелось ехать одному, а на нее я мог бы положиться в любой ситуации, переделке и передряге. Так что это действительно судьба, и нечего барахтаться…
— Ладно, — сказал я. — Но имей в виду: как только мы доберемся до первых деревьев, выломаю хороший прут и отстегаю за все художества.
