Стивен Бакстер - Эволюция
Нот принадлежал к разновидности приматов, которая получит название нотарктус, из группы под названием адапиды, происходящей от плезиадапид, живших в первые тысячелетия после падения кометы. Он очень напоминал мелкого лемура. У него была высокая коническая грудная клетка, длинные сильные ноги и сравнительно короткие руки с чёрными хватательными кистями. Его лицо было небольшим, с выраженной мордой, нос — любопытным, а уши — остроконечными. И ещё он обладал длинным сильным хвостом, в котором откладывался жир — его продуктовый склад на время зимней спячки. Ему было чуть больше года.
Мозг у Нота был значительно крупнее, чем у Плези или Пурги, и, соответственно, его отношения с окружающим миром были гораздо богаче. Жизнь Нота была чем-то большим, чем прото потребности в сексе и пище, а также боль — в ней оставалось место для чего-то вроде радости. И эту радость он выражал в своей песне. Мать и отец быстро присоединялись к нему. И даже сёстры Нота, ещё совсем детёныши, поддерживали его, как могли, добавляя свои тонкие мяукающие голоса к крикам взрослых.
Был полдень, и солнце находилось в наивысшей точке пути, который оно проделывало сегодня, но всё равно оно стояло в небе довольно низко. Косые лучи приглушённого, отфильтрованного зеленью света пробивались между деревьями, освещая плотный тёплый туман, который поднимался над источающей пар лесной подстилкой на земле, а стволы деревьев отбрасывали тени, ложащиеся полосами в подлеске.
Это был Элсмир, самая северная оконечность Северной Америки. Летнее солнце никогда не заходило — оно просто описывало по небу круги, оставаясь всегда над горизонтом, и широкие хвоинки хвойных деревьев с жадностью впитывали свет. Это было место, где тени всегда были долгими, даже в разгар лета. Лес, окружавший полюс Земли, создавал ощущение просторного лесного храма, словно его листья были фрагментами витражей.
И всюду эхом звучали голоса адапид.
Ободрённые, адапиды стали карабкаться по веткам вниз, к земле.
Нот питался главным образом плодами. Но он наткнулся на жирную златку. Её красивый панцирь, зелёный с синим металлическим блеском, хрустнул, когда он надкусил его. Во время движения он следовал по запаховым меткам своего вида: «Я шёл этой дорогой. Она безопасна… Здесь я заметил опасность. Зубы! Зубы! … Я из этой группы. Родня, ступайте здесь. Остальные, убирайтесь прочь… Я самка. Следуйте по этим меткам, и найдёте меня…». Последнее из сообщений заставило Нота испытать неудобное тягучее ощущение в паху. У него были запаховые железы на запястьях и в подмышках. Сейчас он протёр запястья в подмышках, а потом провёл передними лапами по стволу, используя костные шпоры на запястьях, чтобы втереть запах и прорезать хорошо заметную царапину на коре. Метка самки была старой; короткий брачный сезон уже давно кончился. Но инстинкт побудил его поставить поверх её отметины собственную виртуальную подпись, чтобы она больше не привлекла внимания ни одного самца.
Даже сейчас, через целых четырнадцать миллионов лет после падения кометы, тело Нота всё ещё сохраняло признаки длинного ряда ночных предков его вида — такие, как железы для запаховых меток. Пальцы на его ногах заканчивались не ногтями, как у обезьян, а когтями, предназначенными для ухода за шерстью, как у лемуров. Его зоркие глаза были огромного размера, и он, подобно Пурге, обладал вибриссами, которые помогали ему ощущать дорогу впереди себя. Он сохранил острые слух и обоняние; у него были подвижные уши-локаторы. Но глаза Нота, пусть даже крупные и способные хорошо видеть ночью, не обладали основной адаптацией ночных существ — в них не было тапетума, жёлтого отражающего слоя. Его нос, хотя и чувствительный, был сухим. Верхняя губа была покрытой шерстью и подвижной, что делало его лицо более выразительным, чем у более ранних видов адапид. Его зубы были похожи на обезьяньи: у него не было зубного гребешка — специального зуба, используемого для чистки шерсти, каким обладали его предки.
Как и любой другой вид в длинной эволюционной линии, которая вела от Пурги в будущее, которое трудно даже представить, Нот был переходным видом, отягощённым пережитками прошлого, и с ослепительным многообещающим будущим.
Но его тело и ум были здоровы и полны энергии, превосходно приспособлены к миру, в котором он жил. И сегодня он был так счастлив, как только возможно для него.
Наверху, в пологе леса мать Нота ухаживала за своими детёнышами.
Она мысленно называла двух своих оставшихся дочерей как-то вроде Левой и Правой, потому что одна предпочитала молоко из ряда сосков на левой стороне её тела, а другая — она была мельче и быстрее уставала — должна была довольствоваться правой стороной. Нотарктусы обычно приносили большой выводок — и у матерей было несколько пар сосков, чтобы выкормить такой выводок. Мать Нота изначально родила четверню. Но одного из младенцев утащила птица; другой, заморыш, быстро заразился какой-то инфекцией и умер. Мать вскоре забыла их.
Теперь она подняла Правую и посадила её на ствол дерева, в который детёныш сразу же вцепился. Когда она сидела в такой позе, её буроватый мех не выделялся на фоне коры дерева, и Правая оставалась бы здесь до тех пор, пока её мать не вернётся, чтобы покормить её. Она умела сохранять неподвижность целыми часами.
Это была форма защиты. Нотарктусы жили достаточно глубоко в чаще леса, чтобы чувствовать себя в безопасности от каких-то хищных птиц, нападающих с неба, но детёныш был уязвим для местных наземных хищников, особенно для миацид. Миациды, уродливые животные размером с хорька, некогда грабители чужих нор, питавшиеся мертвечиной, остатками добычи других хищников, были группой внешне непривлекательных существ, но, тем не менее, они были предками могучих кошек, волков и медведей более поздних эпох. И они могли лазить по деревьям.
Теперь заботливая мать прошла по ветке, отыскивая столь же безопасное место, чтобы оставить там Левую. Но более сильный детёныш был счастлив, оставаясь там, где был — прицепившись к шерсти на животе своей матери. После того, как нежное подталкивание не возымело действия, мать сдалась. Отягощённая тёплым весом своей дочери, она стала спускаться по лестнице из ветвей к земле.
Нот на всех четырёх лапах шёл по толстому покрову из опавших листьев.
Здесь росли листопадные деревья; каждую осень они сбрасывали свои широкие жилковатые листья, которые покрывали землю толстым слоем разлагающейся растительной массы. Значительную часть покрова, по которому шагал Нот, составляли листья, опавшие прошлой осенью и замороженные жестоким зимним холодом до того, как успели сгнить; теперь листья быстро перегнивали, и в туманном воздухе назойливо жужжали крохотные мушки. Здесь были ещё и бабочки; их броско расцвеченные крылья оживляли тусклую палитру лесной подстилки трепещущими всплесками ярких красок.
