Рэй Брэдбери - В мгновение ока
— Опомнись! Я летела как сумасшедшая! Хотя… Женщина?… Да, верно! Я ее чуть не сбила. А в чем дело?
— Как тебе объяснить…
— Она не опасна?
— Нет-нет.
— Ничего, что я к вам нагрянула?
— Все в порядке. Сиди спокойно. Мы кофе сварим…
— Погодите! Надо проверить!
Они и глазом моргнуть не успели, как Лотта подбежала к порогу и на дюйм приоткрыла дверь. Хозяева стали у нее за спиной и увидели вдалеке свет автомобильных фар, который помигал на пригорке и нырнул в долину.
— Это за мной, — прошептала Лотта. — Сейчас будет обыск. Господи, куда же мне деваться?
Марта и Роберт переглянулись.
Нет, только не это, думал Роберт. Избави бог! Абсурд, мистика, нелепость, жестокое совпадение, как в страшном сне, издевка, злая ирония, насмешка судьбы! Только не это! Сгинь, роковая случайность! Не приходи, как поезд вне расписания. И по расписанию тоже не приходи. А ты, Лотта, приезжай лет через десять, ну, через пять, а лучше через год, через месяц, через неделю, и попроси убежища. Ну, хотя бы завтра! Только не приноси в каждой руке по случайности, как слабоумное дитя, не появляйся сразу вслед за прежним ужасом, не испытывай нас на прочность. Я ведь не Чарльз Диккенс, который прослезился и забыл.
— Что-то не так? — спросила Лотта.
— Да вот…
— Негде меня спрятать?
— Вообще-то есть одно местечко.
— Куда идти?
— Сюда. — Не помня себя, он медленно развернулся.
Они направились по коридору к полуоткрытой дверце.
— Что это? — спросила Лотта. — Тайник? Значит, вы устроили?…
— Он здесь с незапамятных времен.
— Лотта покачала дверцу на петлях.
— Не заклинит? А вдруг меня найдут?
— Не найдут. Сработано на совесть. Закроешься изнутри — комар носу не подточит.
Где-то в зимней ночи взревели автомобильные двигатели; дальний свет выхватил дорогу, полоснул по темным окнам дома. На дворе ветер ощупывал заснеженные следы: одна дорожка уходила вдаль, вторая шла к крыльцу, а колеи от шин исчезали на глазах.
— Слава богу, — шепнула Марта.
Вой сирен уже слышался за ближайшим поворотом; машины затаились, уставившись на неосвещенный дом. Через некоторое время они с рокотом двинулись в метель, к заснеженным холмам.
Вскоре свет фар исчез вдали; рев моторов умолк.
— Повезло, — сказал Роберт Уэбб.
— Нам — да, а ей — нет.
— Кому это?
— Той женщине, что выскочила из нашего дома. Ей спасенья ждать неоткуда. Кто-нибудь ее непременно заметит.
— И то правда; я и не подумал.
— Документов у нее нет, а как же без удостоверения личности? Она сама не ведает, в какую передрягу попала. Что будет, если ей придется объяснять, кто она такая и как очутилась в этих краях!
— Верно, верно!
— Храни ее Господь.
Они вгляделись в снежную тьму, но так ничего и не увидели. Кругом царила неподвижная тишина.
— Никому спасенья нет, — сказала Марта. — Куда ни кинь, спасенья нет.
Задерживаться у окна долее не имело смысла, и Роберт с Мартой, протиснувшись под лестницу, постучали в ведьмин закут.
— Лотта! — позвали они. Дверца даже не шелохнулась.
— Лотта, можно выходить!
Ответа не было: ни вздоха, ни шепота. Роберт застучал в дверь костяшками пальцев:
— Эй, ты там?
— Лотта!
— Открывай!
— Вот дьявольщина, заело!
— Подожди, Лотта, мы тебя вызволим. Теперь-то что!
Чертыхаясь, Роберт Уэбб стал молотить кулаками по стене, а потом скомандовал: «Поберегись!», отступил назад и что есть мочи пнул ногой в стену — раз, другой, третий. Под яростными ударами древесина начала крошиться в щепки. Пробив дыру, он рванул на себя деревянную обшивку.
— Лотта!
Не сговариваясь, они пригнули головы и заглянули в тесный чулан.
На шатком столике мерцала свеча. Библия куда-то исчезла. Кресло пару раз бесшумно качнулось, а потом остановилось как вкопанное.
— Лотта!
Каморка была пуста. Только свеча по-прежнему мерцала на столике.
— Лотта! — позвали они.
— Тебе не кажется?…
— Все может быть. Старый дом — и есть старый дом… очень старый…
— Неужели Лотта… она?…
— Не знаю, не знаю.
— Так или иначе, она в безопасности! И на том спасибо.
— В безопасности, говоришь? А куда она пойдет? Разодета в пух и прах, надушена, юбка короткая, туфли на высоком каблуке, шелковые чулки, кольца с бриллиантами, губы накрашены, брови выщипаны — она в безопасности? В безопасности! — передразнил Роберт, вглядываясь в разверстую дыру.
— А что тут такого? Он глубоко вздохнул.
— Женщина с такими приметами? Не она ли пропала в городке под названием Салем[43] в тысяча шестьсот восьмидесятом году?
Держа вырванный кусок обшивки на вытянутых руках, он прикрыл ведьмин закут.
Усевшись под лестницей, они скоротали в ожидании эту долгую, холодную ночь.
Дух скорости
The Ghost in the Machine, 1996 год
Переводчик: Е. Петрова
Тогда на дворе стоял 1853 год, в деревне только и было разговоров, что о помешанном, который жил на пригорке в глинобитной лачуге посреди запущенного двора; жена от него сбежала, никому не рассказав про мужнины выходки, и больше ее не видели. А деревенским даже во хмелю недоставало храбрости, чтобы сходить да разузнать, в чем проявляется его безумие и почему жена его бросила, выплакав все глаза, и оставила после себя пустоту, открытую ветрам и грозам.
И все же…
Как-то летом, в палящий зной, когда на небе не было ни облаков, что дают желанную тень, ни туч, сулящих людям и зверью благодатный дождь, в деревне появился Естествоиспытатель. То бишь доктор Мортимер Гофф, господин весьма необычной наружности, у которого все части тела двигались как будто сами по себе, что не мешало ему путешествовать по миру в поисках невиданных чудес и божественных откровений.
Почтенный доктор карабкался по склону, рискуя оступиться на булыжниках, которыми был скорее усыпан, нежели вымощен весь путь, а пару лошадей, запряженных в коляску, оставил внизу, дабы не подвергать их такому испытанию.
Доктор Гофф, как стало известно, прибыл не откуда-нибудь, а из Лондона, устав дышать туманом и терпеть вечное ненастье; сейчас, ошеломленный лавиной света и жары, этот добродушный, хотя и не в меру любопытный эскулап остановился у чужого забора перевести дух, прикинул на глазок высоту подъема и спросил:
— К умалишенному — в эту сторону?
Фермер, больше похожий на огородное пугало, недоуменно поднял брови и хмыкнул:
— Вам, поди, нужен Элайджа Уэзерби.
— Он самый — если умалишенных величают полным именем.