Виктория Гетто - Волк. Молодость.
…Люди трудятся не покладая рук и, не разгибая спин. Возводится новая крепость, которая запечатает проход из Рёко наглухо. Уже возведены фундамент и часть стен. Пришли новые крепостные пушки, подошли новые части. Большая доля ветеранов демобилизовалась, ну а я сдал свои дела новому коменданту района и отправляюсь в Ниро. Со мной едет мой десяток охраны. Положено по статусу. Хоть я и демобилизовался, но дела мне ещё предстоят большие, и, как имперский заслуженный воин, боевая десятка будет при мне до самой смерти. Или отлёта. Хотя о последнем ребята не знают. Вчера мы устроили прощальную вечеринку. Посидели в моём шатре, недолго, правда. Льян не было. Как и Рурга. Остались лишь братья Торо, да Марк Стор. Слегка выпили, вспомнили павших, демобилизовавшихся. Потом разошлись. Мне предстоит дальний путь, ну, как дальний. Почти две сотни километров верхом. Это четыре дня пути. А ребятам рано утром подъём и продолжение стройки. Рёсцы больше не дёргаются, и граница пока спокойна. Вроде как даже ждут гонца от Ымпа с предложениями мира. Хвала Богам, что, наконец то, на истерзанной гражданской войной и интервенцией земле Фиори наступит спокойствие…
Беззвучно открывается дверь в спальню, и на пороге появляется Рорг. Удивлённо смотрит на меня, и я, качнув головой, подзываю его к себе:
— Только тихо, хорошо.
Мужчина согласно прижимает палец к губам, и я ему шепчу:
— Нужно сварить бульон. Желательно, куриный, или из какой другой птицы. Только не дикой. Отправь кого‑нибудь из наших в ближайшую деревню — пусть поищут прежних слуг, но не всех: кузнеца, конюхов, швей. Остальных лучше набрать новых. И поскорей.
Сержант кивает в знак согласия, и я продолжаю:
— Надо срочно прибрать замок, посмотреть, что осталось, чего не хватает. Проверить сокровищницу и кладовые, с оружейней, и если найдёте что непонятное — сразу звать меня, но не трогать самим. Целее будете. Далее — ещё проверь, что у нас с продуктами и топливом. Похоже, придётся сервов нагружать работой.
— Командир, а с ней что?
— Выживет. Но сейчас очень плоха.
Рорг снова смотрит на завёрнутое в покрывало худенькое тельце у меня на руках, потом шепчет:
— А кто она? На императрицу очень похожа…
— Её соплеменница…
И спохватываюсь, пытаясь исправить ошибку:
— Она на языке её Величества разговаривает. А что кожа и уши — тоже, видно, болела Биномом Ньютона. Только не биквадратным, как Ооли Прекрасная, а простым, квадратичным.
— А! Понятно.
Облегчённо, но всё же шёпотом, выдыхает сержант. Затем кивает и выходит. Несмотря на свои размеры, очень крупные для фиорийца, и средние для людей, передвигается он удивительно бесшумно. Снова пытаюсь отпустить саури, и опять — гримаса страза на лице, и даже слёзы сквозь плотно сомкнутые веки. Боги, кто знает, чего она только не перенесла за время в плену…
…Несмотря на её худобу, у меня начинают затекать руки, но тут снова появляется Рорг в сопровождении старшей из служанок, несущей на подносе чашку с ароматно пахнущим бульоном и горкой ломтей свежайшего хлеба. Значит, пора будить. Тихонько дую её в макушку:
— Девочка… Девочка, просыпайся. Надо покушать. Ау, малышка…
Она вдруг дёргается с силой, которую невозможно представить в теле, перенёсшем столь длительную голодовку. Распахивает глаза, в которых плещется смертельный ужас, вскрикивает, и я со всей силой стискиваю её в своих объятиях, чтобы не уронить:
— Всё, малышка! Всё! Успокойся! Я же обещал, что больше ничего страшного с тобой не случится!
Саури замирает, потом её огромные глаза проясняются, и вроде бы в них проявляется узнавание.
— А?
Всё. Пришла в себя. Очень бережно опускаю её на кровать, пододвигаю к высокой деревянной спинке, подкладываю под спину девушки подушки, поправляю покрывало и шкуру.
— Ну что, очнулась?
Она с трудом кивает. Потом спрашивает:
— Что?
— Тебе надо поесть. Сварили кайе*, это лучшая пища для тебя сейчас. В твоём состоянии.
(* - суп, саури)
Беру поднос у служанки, усаживаюсь рядом с ней, зачёрпываю первую ложку, пробую сам — нормально. Чуть дую, потом аккуратно начинаю кормить девушку. Она жадно глотает, оживая буквально на глазах. Единственное, чего я боюсь, что её снова вырвет, но, Хвала Богам, обходится без приключений. Наевшись, саури смотрит на меня осоловевшим взглядом. Снова засыпает? Да. Перекладываю её в нормальное положение.
— Можешь ещё поспать? А то у меня дел полно.
— Да. Вы идите. Не волнуйтесь.
Вижу, что она с трудом произносит эти слова. Значит, а что значит? Две недели голодовки высосали из неё все силы. Да ещё этот рывок, на который наверняка ушло то, что она получила с молоком и мёдом. Надеюсь, что желудок ещё цел, и сможет усвоить бульон, в который я накрошил хлеба. Но время. Время! Столько нужно всего! Кошусь на застывшую неподвижно служанку, которую так никто и не отпустил.
— Как тебя зовут, женщина?
— Дара, сьере барон.
Опускает голову под чёрным платком. Чёрный цвет — цвет старой девы. Не смогла в своё время найти себе мужа. и после тридцати лет пришлось одеть. Белый — замужней женщины. Коричневый — вдовий. Алый, либо вообще отсутствие покрывала на голове — невеста…
— Останешься тут. Будешь приглядывать за ней, пока я не освобожусь. Чтобы не было скучно — вымоешь полы, протрёшь стены, мебель и окна. Всё понятно?
— А оно…
— Не оно, мать твою! Яяри тоже человек! Только из очень дальних краёв! Такие, как она живут на Северных Островах! И ничего тебе бедная девочка не сделает! Понятно?
— Простите, сьере барон! Мы не знали…
— Ясно, что не знали…
Машу рукой.
— Короче, присматривай за ней. Если что — сразу найди меня и скажи.
Она кланяется в поклоне. Сложив руки на животе. Странно. Вроде красивая, и даже фигура сохранилась. Чего её не повезло? Эх, жизнь такая штука… Ладно. Надо идти. Разворачиваюсь, выхожу из комнаты. Груду мусора из бывшей спальни маркиза уже почти вынесли. Осталось чуть–чуть. А вот и парнишка!
— Эй, Арк!
Он тут же бросает два больших деревянных ведра, в которых таскал мусор, побегает ко мне и сгибается в поклоне:
— Слушаю, ваша милость!
— Выпрямись. Я не всегда злой.
Подросток снова занимает вертикальное положение, и я показываю на соседнее помещение:
— Что тут у нас?
Арк краснеет:
— Так покои для девок маркизовых, ваша светлость.
— Для девок?
Парнишка мнётся:
— Там сьере прежний маркиз своих полюбовниц пользовал. Да и тех, кого ему притаскивали…
…Значит, не брезговал висельник и таким?
— А там?
— Кладовые, ваша милость. Под одежду, посуду дорогую, ткани, и прочее, что ценное.
