Василий Головачев - Возвращение блудного Конструктора
– Что ж, – засмеялся Савич, – вполне. Я не сторонник оригинальной точки зрения, будто, исследуя нечеловеческое, быстрее придешь к человеку, к его бытию, к постижению смысла термина «жизнь», но в вашей формуле есть определенный резон. Или понятен Конструктор лишь двоим: себе и временами богу, как говорил поэт об Эйнштейне.
– Не поминай имя господне всуе, Анатоль, – хмыкнул Губерт, говоривший на русском практически без акцента. – Последнее слово все равно останется за наукой, единственной неизменяющейся базой для морали и этики любого уровня.
Ратибор улыбнулся в душе: парень стремился оставить о себе хорошее впечатление перед безопасниками и готов был на любой схоластический спор. Савич тоже понял коллегу как надо.
– Не философствуй, Джефф, – сказал он мягко. – Наука сама по себе не создает этических ценностей и не может служить для них базой, она создает лишь одну ценность – знание, которое вызывает упорядочивание наших представлений о мире. Боюсь, гостям наше оригинальничание не по нраву, что они хотели бы знать конкретно?
– Всего ничего, – сказал Железовский. Ратибор уже давно привык к тембру и мощи голоса комиссара, но собеседников его низкий бас, почти инфразвуковой рык, от которого, казалось, вибрирует воздух, продолжал изумлять. – Когда из БВ вылупится Конструктор, чего можно при этом ожидать, почему все объекты в зоне БВ трансформируются по закону фрактали, почему чужане возымели желание предупредить нас об опасности, как их понимать… – Аристарх помолчал и закончил обыденным тоном: – Ну и еще кое-что в таком же духе.
Губерт фыркнул, но так как никто больше не улыбнулся, взглядом спросил у Савича нечто вроде: они что, издеваются?
– Мы постараемся, – сказал Савич просто, не манерничая и не переводя разговор в шутку, чем сразу расположил Ратибора к себе. – На проблему работают сейчас весь научный потенциал Земли, все крупнейшие институты, так что каждый день приносит маленькие, но открытия. История еще не знала прецедента такого мозгового штурма, что само по себе уже залог успеха.
– Не торопитесь с успехом. – Железовский мельком посмотрел на Ратибора. – Вы двое отвечаете за координацию: один – научных усилий, второй – сил безопасности, чувствуете лежащую на вас ответственность? Цена слишком велика, чтобы позволить себе допускать ошибки, даже в самом малом.
– Извините, но я не понимаю словосочетания «чувствовать ответственность», – вставил Губерт, тряхнув волосами. – Можно ли использовать эти слова обобщенно? Если бы вы назвали конкретную ситуацию…
– Остынь, Джефф, – с неожиданной жесткостью перебил его Савич, – мы не на коллоквиуме по лингвистике.
– А что я такого сказал? – отступил молодой ксенофизик, зная, очевидно, нрав коллеги; подмигнул Ратибору. – Вы, наверное, еще не знаете о гипотезах «тоннельного просачивания» и «струйного пробоя»?
– Кто автор?
– Первый – кто-то из физиков Европейского объединения, кажется, Валдманис, а второй… – Губерт слегка смутился. – Я.
– Сформулируйте.
– Первая гипотеза, наверное, понятна без пояснений: Конструктор или кто-то еще «просачивается» в нашу Вселенную через потенциальный барьер, разделяющий вселенные. Вторая заключается в том, что никакого Конструктора нет. То есть он был, но в момент прорыва из иной вселенной в нашу взорвался, и канал Большого Выстрела в таком случае – язык пламени или струя от взрыва, пробившая барьер. Вполне возможно, «осколок» самого Конструктора венчает БВ, но это всего лишь фрагмент.
– Интересно, – серьезно сказал Железовский.
– Но доказать это невозможно, – развел руками Савич. – Хотя гипотеза и имеет право на существование, принимать ее всерьез, не имея возможности проверить экспериментально, по крайней мере легкомысленно. Я вас понял, Аристарх.
– Идем, – буркнул Железовский.
В лифте он повернулся к Ратибору лицом:
– Твое мнение?
– Гипотеза интересна…
– Я не об этом. Гипотеза несостоятельна уже по той причине, что в дело вмешались экзосенсы и чужане, а они лучше знают – «осколок» Конструктора вторгся в наши пределы или сам пресапиенс. Я о Савиче. Сможет он заменить Вакулу?
– Не знаю.
Железовский качнул головой и вдруг поглядел на подчиненного хмуро и неприязненно. – Умник сообщил, что ты шел по следам розыскников вакулинского дела. Нечем заняться?
– Я хотел бы сам участвовать в расследовании.
– Ага. – В тоне Железовского прозвучали нотки участия. – Скучно стало? Сил много, а работа стандартно однообразна, так?
Ратибор нехотя кивнул, предчувствуя недоброе.
– А коли так, делай официальное заявление и ступай в аварийщики-спасатели – возьмут. – Нотки участия в голосе «роденовского мыслителя» были таким же обманом, как и его видимая медлительность. – Тебе разве не известно, что самостоятельные действия для опера любой тревоги недопустимы? Если с тобой что-нибудь случится, кто ответит за срыв операции?
– А разве это не ваши сторожа ходят за мной по пятам? – не удержался Ратибор. – Контролируют, один я вошел в туалет или нет.
Железовский ощупал лицо Берестова прозрачно-серыми цепкими глазами.
– Туалет они не контролируют. Молодец, если заметил. Но опер такого масштаба всегда должен быть подстрахован. Это обычный «ланспасад», разве что с учетом профессионализма ведомого.
– И все же ни одна из конструкций не запрещает мне действовать в иных обстоятельствах самостоятельно, лично.
Улитка лифта развернула веером прозрачные створки и выбросила пассажиров у входа в зал метро. Железовский вышел первым, оглянулся через плечо:
– Делом Вакулы занимается сектор Юнусова, и нам там делать нечего. Профессионалов и у них хватает. Для сведения: обойма Моргансона проверила все записанные переговоры Вакулы с абонентами, последний звонок был из Нью-Потомака.
«Общество по спасению», сразу смекнул Ратибор.
– Возможно. Парни из американского филиала еще работают, но след ушел туда. Не вздумай сунуться в Нью-Потомак. К вечеру розыскники посчитают «дерево событий» по связям Вакулы, подойдешь – помаракуем вместе, через Умника. Ты хорошо изучил список имен, что я тебе дал?
– Изучил.
– Все пятнадцать? Учти, эти ребята не только профессиональные космоисследователи и оперативники, это экзосенсы. Непременно выясни все их слабые и сильные стороны, особенно сильные, которые в утробе сверхоборотня могли быть гипертрофированы и усилены в еще большей степени. Короче, эти люди опасны. Розыск их ведется. Умник доложит, если что.
– Значит, Вакулу убили они, – угрюмо сказал Ратибор.
– Возможно. Тебе сообщат. Занимайся своим делом, опер, не отвлекайся по мелочам. Кстати, кроме Лабовица, тебе никто больше не предлагал бросить дело?
