Джек Чалкер - Демоны на Радужном Мосту. Бег к твердыне хаоса. Девяносто триллионов Фаустов
— Ты хочешь сказать — телепатически, — заметил Джимми Маккрей.
Овальная голова ибрума качнулась, что должно было обозначать кивок.
— Да, телепатически и эмпатически. Мы полагаем, что все их общение происходит на телепатических полосах частот. Возможно, — даже скорее всего, — они представляют собой какие-то формы связанной энергии, по сути, являясь бесплотными разумами. Только не спрашивайте меня, как такое возможно. Несколько ведущих ученых в этой области, пытавшиеся заниматься этим вопросом, сейчас находятся под надзором лучших психиатров Биржи, а число карьер, рухнувших из-за этой планеты, в одной только физике таково, что подсчитать это под силу лишь самым мощным компьютерам. К счастью, в нашу задачу не входит выяснить это. Мы должны лишь найти способ вступить контакт с этими… людьми — или чем бы они ни были.
— Для начала надо дать им знать о себе, — заметил Джимми Маккрей. — Если они войдут с нами в контакт — пусть даже не поняв в нас ничего, а просто уловив присутствие другого, отличного от их, разума, — начало будет положено. Не понимаю, в чем трудность.
— С этим никто не спорит, Маккрей. Проблема в том, что для них это неосуществимо. Мы улавливаем их, но любая попытка вступить с ними в контакт — по крайней мере, насколько мы знаем до сих пор, — убивает их. Наиболее распространенная теория такова, что, будучи чистой энергией, они при установлении телепатического контакта, то есть вступив в связь с разумом телепата, внезапно оказываются перед лицом окружающей среды настолько чуждой для них, настолько холодной, настолько непохожей на то, что они могут даже вообразить, что их мозг — или где там у них происходят все эти процессы — воспринимает нашу обычную и привычную для нас обстановку как смерть, и они тотчас же умирают.
— Подобные проблемы возникали и на других планетах, — заметил Дарквист, — но во всех других случаях можно было спуститься на планету в скафандрах или с какими-нибудь защитными средствами и объявить хозяевам о себе в их стихии, обеспечив им хоть какую-то базу. Однако, если Горячий Цех уничтожает все наши приборы и даже пробы, об этом не может идти речи. Я лично вижу, в чем здесь проблема.
— И какая нас ждет награда, если нам удастся разрешить ее! — подала голос Модра Страйк. — Вообрази себе мир, новую форму жизни, которая обитает в этом аду! Если бы нам все же удалось каким-нибудь образом вступить с ними в контакт, мы получили бы эксклюзивное знание, которое дало бы начало новому направлению физики!
— Это и есть первое задание, которое фирма твоего мужа поручила нам, Модра? — несколько раздраженно спросил Трис Ланкур.
— Да, они купили лицензию на паях, — ответила она. — Но начальные инвестиции съели почти все их деньги, и если мы Не займемся этой проблемой, они могут потерять права на нее. Это, по крайней мере, не вонючее болото на какой-то задрипанной планетенке, и хотя мы случайно убили нескольких из них, они никак не ответили нам. Впрочем, если бы они хоть как-то отреагировали, то это означало бы, что они знают о нашем присутствии, а это была бы уже половина дела.
— Ну, что скажешь, Маккрей? — спросил нового члена команды Трэннон Коуз. — Здесь все в большой степени зависит от тебя, хотя и с нашей помощью, советами и поддержкой. Хочешь попробовать раскусить этот орешек?
Он пожал плечами:
— Не вижу, что мы можем потерять. Самое худшее, что я могу сделать, это погубить еще несколько сотен этих ребят.
Джимми Маккрей сидел в кресле на командном мостике «Делателя вдов» и вглядывался в экран, на котором плавала цель их путешествия. Горячему Цеху удивительно подходило его имя — это был маленький, но невероятно ослепительный шарик размером примерно со средний газовый гигант и сияющий, точно миниатюрное солнце. Сквозь фильтры было видно, как на его поверхности постоянно перемещаются газы, образуя кружащиеся воронки.
В некотором смысле, это действительно было солнце, но, в отличие от настоящего солнца, оно не главенствовало над всем, что находилось вокруг. Наоборот, этот пламенеющий шар, вместе с немыслимой уймой всякого мусора, сам вращался по орбите вокруг маленького, но невероятно плотного ядра, которое без инструментов нельзя было даже увидеть. Это могла быть нейтронная звезда или какой-нибудь другой объект в процессе сжатия, который можно было бы назвать черной дырой, если бы не его назойливая привычка время от времени высвобождать из себя крошечные частицы и разбрасывать их во всех направлениях. Это уже привело к гибели нескольких кораблей, и именно поэтому сейчас на орбите находилась Первая Команда, а не толпа ученых. Все наблюдения за планетой велись автоматическими исследовательскими станциями, каждая из которых, по словам Триса, успевала проработать два или три месяца, прежде чем оказывалась недостаточно быстрой.
Джимми смотрел на ад, пылающий на экране, и в тысячный раз, все так же безуспешно, пытался вообразить жизнь, способную существовать в нем.
Планета бешено бурлила, бомбардируемая всеми видами частиц. Ее температура была вполне сравнима со звездой, и он никогда еще не видел ничего, что настолько походило бы на ад.
«Делатель вдов» подошел к планете так близко, как они только осмелились. Автопилот был наготове, а двигатели работали на минимальной мощности, на случай, если что-нибудь произойдет и им придется быстро выбираться — предполагая, разумеется, что маленькая невидимая дрянь в центре этой безумной солнечной системы испустит что-то, что их приборы будут в состоянии отследить, и сделает это достаточно медленно, чтобы они успели унести ноги.
Выбор места оказался делом очень непростым. Любой из них предпочел бы остановиться как можно дальше, но тогда они даже с усилителями не смогли бы уловить ничего, да и задержка во времени была бы сумасшедшей. Если же они подошли бы слишком близко, то им не помогли бы даже экраны — они или поджарились бы, или угодили бы в горнило противоборствующих сил притяжения, попав между двумя небесными телами.
Джимми по-прежнему не испытывал особой радости от того, что находится рядом с Трисом Ланкуром, а доверял цимолю еще меньше, но и соседство Модры тоже не доставляло ему приятных ощущений. Он не встречал еще никого, кто был бы настолько несчастен и истерзан чувством вины, и при этом выдержал бы и не покончил с собой. Если ему жизнь не доставляла удовольствия, то для нее она была настоящей пыткой, она буквально выгрызала себя изнутри, и не в глубине, а прямо на первичной полосе частот. Если бы он не принимал постоянные меры, чтобы блокировать ее мысли, они затопили бы его. С Трэнноном Коузом общаться было полегче, хотя его вполне человеческий стиль речи скрывал такой образ мышления и мировоззрение, от которого у Маккрея временами голова шла кругом.
