Олег Серёгин - Книга Арджуны
Много и страшно говорили пророчества о наступающей Темной эре; но, прокатившись над склоненными в ужасе головами, черно-огненный шквал показался гнилым ветерком. То, что ужасало прежде, стало повседневным и серым, и уже смеялись умные люди над былым вдохновением прорицателей и залежалыми вестями о конце света...
Туго пришлось разве лесным мудрецам-подвижникам. Брахманы помоложе, пробуя повторить воспетые в сказаниях подвиги прежних риши, – те проводили недели, стоя на цыпочках с поднятыми вверх руками, съедали раз в месяц упавший с дерева лист и медитировали в жаркие дни меж пяти костров, – получали в награду не казну тапаса и не внимание небесных апсар, а болезни и телесную немощь. Говорили, что где-то не то в лесах, не то на горах живут еще настоящие аскеты, что въяве беседуют с почтительными богами и творят чудеса. Но умные люди с негромкой настойчивостью замечали, что все это сказки для простецов, а дело брахмана – совершать обряды за плату и блюсти изобильные паломниками храмы.
Чуть позже худо стало с паломниками и платой: даже старейшие и благочестивейшие из жрецов не могли добиться ответа от Первого и Третьего миров, и моления уходили непонятно куда и непонятно кому, – а, стало быть, непонятно зачем. Практичные вайшьи перестали платить, и тут уж умным людям стало вовсе не до сказок. Разве досужие бродяги чесали язык историями о том, что далеко за хребтами Гималая есть место, где высится дверь от земли до неба, ведущая в прежний, утраченный мир Закона-Дхармы, обитель богов, демонов и мудрецов.
Еще болтали, что однажды из этой двери вышел Шива, пощупал косяк, поискал глазами притолоку и брюзгливо заявил, что Сиддхартха, конечно, великий человек, но не настолько же. После чего ушел обратно.
Может, так, а может, и нет. Не переться же, в самом деле, умным людям через Гималай за этой самой дверью?
А, достойнейшие?
Вот то-то.
До хастинапурского двора эта история дошла с караванщиками, ходившими к предгорьям за золотым кладом Куберы, Стяжателя Богатств. Найденный клад сделал окружающий мир значительно лучше, по крайней мере, в глазах караванщиков. Тем более что рядом с сокровищницей Миродержца не обрелось не только грозного хозяина в боевом паланкине, но и самого распоследнего заморыша-якши. Щедроты караванщиков притягивали, словно мед, тех самых досужих бродяг, и сказания лились великой рекой Гангой.
Из третьих уст их выслушал Чакравартин Юдхиштхира. Когда сказитель замолк, Царь Справедливости сомкнул веки, откинувшись на спинку кресла, и слуги замерли, прекратив даже дышать, – полагали, что владыка задумался и сейчас явит придворным образчик возвышенной мудрости. Но Стойкий-в-Битве оставался неподвижным, явно не собираясь не только говорить, но и возвращаться к созерцанию утратившего благочестие мира. Придворные с пониманием переглянулись и тихо вышли, оставив Чакравартина наедине с его мыслями.
Весть пришла, когда братья любовались свежевытесанным барельефом, изображавшим их подвиги. Увидев его, близнецы расхохотались – впервые с начала Битвы – и хохотали до слез и икоты, Юдхиштхира промолчал, являя своим видом воплощенное смирение, Бхима почесал в затылке, а Арджуна высказался в том смысле, что главное в мужчине, безусловно, усы, а все остальное приложится.
Лучник как раз беседовал на эту тему с ваятелем, чьи усы составляли второе мужское достоинство последнего, когда на площадь вылетели храпящие кони гонца...
“Гандхари сказала:
О ты, красноречивый, могучий, обладающий множеством последователей! Ты мог утвердить мир, но предпочел наблюдать, как дети Панду и Дхритараштры истребляют друг друга. Ты был безразличен к их гибели.
Десятилетия неуклонно исполняя свой долг, жертвуя, соблюдая предписанное, я снискала дар тапаса. Когда я услышала о гибели моих сыновей на бранном поле, дар тот умножился мукой. Обладающая этим богатством аскетов, воистину, Кришна, я проклинаю тебя! Поскольку ты был безразличен к резне между родственниками, то сам станешь причиной гибели своего рода! Узрев гибель своих сыновей, друзей и соплеменников, ты найдешь позорную смерть в пустынных землях, лишенный сочувствия...”
— И дух его вознесся к небесам, наполнив Вселенную своим сиянием, – прошептали изможденные губы, повторяя славословие вслед за наемным панегиристом. Певцу уплатили полновесной монетой, что в эпоху всеобщей лживости и обмана было редкой удачей, и он старался как мог...
Всем уплатили.
За все.
Первый воевода Хастинапура стоял над гробом из священного дерева Дару, сражаясь с искушением поднять крышку. Чего он боялся? – не того, что увидит тело обезображенным старостью или тлением, чего-то иного...
Огонь пробежал по дровам, переложенным корнем травы ушира и сухими лианами, попробовал на вкус стволы гималайского кедра, взвился алым лотосом. Золотые язычки прошлись в танце, свиваясь подобно змеям в брачную пору; налились силой, вгрызлись в добычу, чтобы рвануться ввысь смерчами, дышащими нестерпимым жаром, от которого плавился воздух и медленно текли очертания предметов... Огонь алчно поглотил обильные дары и превратился в ослепительную колесницу, готовую вознести мертвого бога в заждавшиеся небеса.
Агни Семипламенный, Миродержец Юго-Запада, очищающий все, к чему бы он ни прикоснулся.
Нет.
Просто огонь.
За спиной прошелестели одежды, тускло звякнули украшения, заглушая звук невесомых шагов. Старик обернулся, чтобы приветствовать златокожую старуху, подошедшую к костру. В чертах той было нечто, неуловимо напоминавшее мать старика, царицу Кунти, несчастнейшую из женщин.
Они любили его больше всех – двое, что стояли у его костра.
Арджуна бросил в пламя последний взгляд и пошел к воротам.
Солнце садилось.
“Блеска и благочестия лишается тот, кто совершает ашвамедху – жертвоприношение коня. Тогда хотар и брахман задают друг другу священные загадки; ими они возвращают ему блеск и благочестие.
Справа от жертвенника стоит брахман; поистине, он воплощение Брихаспати и наделяет благочестием приносящего жертву. Потому правая половина тела богаче благочестием, чем левая. Слева от жертвенника стоит хотар; он воплощение Агни, а Агни – это блеск; и он наделяет блеском приносящего жертву. Потому левая половина тела богаче блеском, чем правая...
Стоя по обе стороны жертвенника, задают загадки хотар и брахман. Жертвенник же, поистине, воплощение приносящего жертву; и к приносящему жертву возвращаются блеск и благочестие”.
