Павел Комарницкий - Продолжение следует
Все хохочут, и я смеюсь. Должно быть, на человечий взгляд это действительно очень смешно — голый пацан с крылышками и заметно торчащей пиписькой в позе маршала Жукова, принимающего парад Победы. Только я уже привыкаю помалу.
— Мы скоро увидимся напрямую — это мама Маша.
— Мама, я так рада за Иуну. Наконец-то!
— Вот именно. Наконец-то. Так что на свадьбе поговорим всласть, Иолла!
— Погоди, мама. Дед, ну ты же со мной хотел поговорить? Мама, переключи канал на ту комнату…
Опять секреты… Чего на этот-то раз?
«Ну какой ты… Нет у меня от тебя секретов, нет и в принципе быть не может. Удовлетворён? Но вот у деда — могут быть у него секреты? Может он поговорить с внучкой без твоего участия?»
«Да ладно, ладно. Хоть целуйтесь, я разрешаю»
Снова смех.
— Рома, ты не желаешь обсудить кое-какие вещи? — Уэф смотрит невозмутимо, но я улавливаю сложную гамму его эмоций: волнение, недоумение, надежду на чудо и где-то на самой грани ощущения — страх. Страх у папы Уэфа? Немыслимо…
— Папа Уэф, для меня ты всегда был большим авторитетом. Главным, если уж на то пошло. Но давай обсудим всё при личной встрече. Правда, так будет лучше. И деньги тратить на телефон не надо. И я, возможно, дозрею-таки.
Он думает пару секунд.
— Да, ты прав. Ну что ж, при встрече так при встрече. Но пока Иолла с Петром Иванычем беседуют, я не могу оборвать разговор.
Он вдруг чуть наклоняется ко мне.
— Хочешь, я покажу тебе Москву?
* * *Снег. Сколько снега, надо же. Я уже начал забывать, что такое снег.
Я будто сижу в транспортном коконе, неслышно и неощутимо плывущем над московскими улицами, прямо над головами прохожих. Всё-таки человеческая память странно устроена. Перейдя в новое качество — сменив место жительства, к примеру, переехав в другой город — человек ещё какое-то время всей душой остаётся на прежнем месте. Но время идёт, и новые впечатления вытесняют старые воспоминания, они бледнеют, редеют… И внезапно настаёт момент, когда прошлое теряет свою реальность, становится вроде бы ненастоящим, призрачным. Но стоит приехать в тот прежний город, один раз пройтись по его улицам, и в голове происходит некое переключение, прошлое оживает, и ненастоящей, выдуманной кажется уже новая жизнь…
Я скольжу над головами прохожих. Столб, опутанный проводами, проходит прямо через меня, словно съеденный посредине тем невидимым прозрачным пузырём, в котором я сижу по-турецки. Я даже оглядываюсь, невольно ожидая, что позади услышу треск и грохот падающего столба. Нет, столб в порядке.
Ага, уже и ёлки тащат. Скоро, скоро Новый год. Я вглядываюсь в оживлённые, смеющиеся лица своих соотечественников. И вовсе они не страшные, люди. Вот только у мужчин на лицах растёт волосяной покров — нелепость какая!.. И вообще, у людей мех растёт в самых неожиданных местах…
Я будто на стену налетел. Вот. Вот оно. Я уже не человек. Не физически — духовно…
«Человек, Рома» — возникает в моей голове бесплотный шелестящий голос. — «Ты всё ещё очень человек. Слишком человек, я бы сказал. И одновременно ты уже ангел. Только пока ещё чуть-чуть»
«А буду стопроцентным? Ну когда-нибудь?»
«Не знаю, Рома. Слушай, тебе это надо?»
Я растерян. А как же…
«Моя дочь полюбила тебя таким, какой ты есть. Ты не такой уж плохой» — бесплотный, шелестящий смех. — «Но, конечно, некоторая доработка требуется. Что тебе ещё показать?»
«Моих друзей. С которыми…»
«Я понял»
«Это возможно?»
«Попробую»
Изображение меняется рывком. Полутёмный холл, в углу грудой свалены беспятые меховые тапочки-шлёпанцы, на случай массового явления гостей — Михалыч всегда обувает всех приходящих в эти свои тапочки…
Невидимый «видеопузырь» вплывает в комнату, откуда слышится смех и возня. Так и есть — Михалыч возится с внучкой. Девочка лет шести, в домашнем сарафане, отбивается от деда, хохочет и взвизгивает от щекотки. Сын со снохой в гостях, понятно…
Малышка вдруг перестаёт взвизгивать, обрывает смех.
— Ой, деда, смотри. Деда, что это?
Михалыч тоже приглядывается ко мне. Я знаю, что невидим и неощутим, в чём дело?
Михалыч протягивает руку, она исчезает по локоть, войдя в мой «видеопузырь». Для меня исчезает, естественно.
— Ничего нет, Дашутка, чего ты?
— Есть, деда, есть! Я боюсь!
Изображение гаснет, я вишу в чёрной пустоте.
«Минутку, Рома, что-то тут с настройкой. Однако, какая глазастая девчушка попалась»
Изображение вновь вспыхивает. Другая комната. Мягко светит торшер. Эдик Полуянов сидит в своём любимом махровом «тренировочном» костюме — редкая вещь, чистый хлопок! — задумчиво решает кроссворд. Жена возится на кухне, гремит посудой.
Я разглядываю своего бывшего друга, находясь в другом мире, за сотни светолет. Да, бывшего друга, не будем гнать пену, как говаривал Коля-Хруст. Ведь друзья — это те, кто делит с тобой твою жизнь. А я ушёл из той жизни, добровольно и сознательно. Вечная вам память!
«Это тебе вечная память, Рома» — бесплотный голос в голове.
Эдик внезапно роняет карандаш. Отваливает челюсть. Ещё миг, и я снова в чёрной пустоте.
«Нет, надо сказать Кио. Определённо барахлит настройка»
«Это он что, меня увидел?»
«Ну не то чтобы тебя. Лёгкое марево посреди комнаты. Хватит?»
«Погоди, папа Уэф. Ещё…»
«Ясно»
Изображение снова вспыхивает. Я нахожусь в ванной комнате, выложенной кафелем до потолка. В ванне стоит Илья, голый и намыленный, мычит сквозь сомкнутые губы какую-то мелодию. Смывает душем пену с головы, открывает глаза. Глаза немедленно распахиваются во всю ширь.
— У…У… А-а-а-а!!!
Изображение вновь гаснет, на этот раз окончательно. Я вновь у себя дома, за сотни светолет от Ильи, Москвы и Земли в целом. Передо мной висит в воздухе, как факир, папа Уэф.
— Сейчас же скажу Кио. Безобразие. Самопроизвольно включилась обратная связь!
И тут меня разбирает смех. Действительно, мало приятного увидеть у себя в ванной привидение. Что делать — и у ангельской техники бывают сбои.
— Всё, Рома, — Уэф тоже смеётся своим серебряным смехом. — Как говорит один наш общий знакомый, факир был пьян и фокус рухнул. Вы закончили? — это уже не мне. — Ну, до свидания, дети. Конец связи!..
* * *— … Ну что, освоил материал? — Уот сегодня настроен благодушно и где-то даже жизнерадостно.
— Да вроде как освоил… — я кошу глазом в сторону Биана, сидящего поодаль с закрытыми глазами.
— На шефа не косись, он сегодня не принимает, — Уот тихонько смеётся, почти шёпотом, дабы не нарушать тишину, царящую в мягком полусумраке холла. — Грезит он сейчас, ясно? Пойдём-ка во внешнюю комнату.
