Петко Тодоров - Детские ладошки
Вошедший окинул взглядом комнату. Скользнул по прислоненным к стене полотнам, двум мягким табуреткам с траченой обивкой некогда зеленого цвета, ободранному массивному столу, заваленному тюбиками краски. Бородатый перестал водить кистью и уставился на посетителя. Тот брезгливо присел на краешек стула. Предъявить свое удостоверение он не посчитал нужным.
— Меня интересует твой приятель — репортер.
Бородатый принялся размазывать краску по холсту. Название фильма нужно было выписать на небесно-голубом фоне.
— Я давненько его не видал, — бросил он, стараясь не смешивать сокрытие истины с ложью.
Посетитель встал со стула и, расчистив уголок стола, присел ближе к творцу.
— Ты хорошо его знаешь?
— Заходит иногда.
Посетитель умел держать себя в руках.
— И с каких пор ты с ним знаком?
— А что он натворил? — спросил Бородатый.
Посетитель зажмурился. Но промолчал.
— С полгода, — покладисто уступил Бородатый, не обижаясь на нелюбезность гостя. Положив кисть, он принялся размешивать краску.
— Он тебе рассказывал о своей работе?
— Никогда.
— Так уж и никогда?
— Он вообще не любитель болтать, — спокойно соврал Бородатый, утешая себя тем, что недоказанная ложь еще не есть тяжкий грех.
— Как вы познакомились?
— Однажды подсел к нему за столик. Искал себе компанию. Помню, он рассказал мне о гибели «Сании Ли». Тогда об этом трепались на всех углах.
Он нанес мазок на картонку, служившую палитрой.
Желтый цвет был то, что надо.
— Наверное, он рассказывал увлекательно, потому что за наш столик подсел один старый хрыч, который так и заглядывал ему в рот. Через неделю Хромой начал работать на него.
Посетитель записал адрес Хромого и слез со стола.
— Но очевидцев-то не быдо, — сказал он.
Бородатый сделал вид, что ничего не понял.
— Были. Этот, собственник «Времени», что уселся за наш столик.
Посетитель облизал губы.
— Очевидцев гибели «Сании Ли», — пояснил он.
— Какое это имеет значение? — пожал плечами Бородатый.
Гость бросил на него пристальный взгляд и промолчал. У двери он остановился.
— Ну так что? — спросил он.
Бородатый уставился на буквы, которые уже начал выписывать.
— Наверное, для кого-то это имеет большое значение.
Прежде чем закрыть за собой дверь, гость немного подумал и, видимо, принял такой ответ, но это не улучшило его настроения.
* * *
В последнее время вид у Хромого был мрачнее тучи. Вот и сегодня он угрюмо сидел на покоробившемся диване и молча смотрел, как рисует Бородатый. Прошло больше месяца с тех пор, как его схватили и несколько дней продержали взаперти. Наконец-то догадались, что он был очевидцем всех событий, описываемых в репортажах, поскольку других очевидцев не было и быть не могло, но при этом он не покидал своего квартала и даже стен своей ветхой мансарды. Они не знали, как ему это удается. Воображение помогало ему или?… Попытались уговорить его работать на них. А уговаривать они умели. Но на этот раз вышла осечка. Потом все улеглось. Но мирное течение времени продолжалось недолго. В жизнь Хромого ворвалась женщина. Этому-то он и был обязан своим угрюмым видом. Несколько дней назад он заявил Бородатому, что уезжает. Куда? Да к ней. Бородатый ничего не ответил, так как в отличие от своего приятеля действительно был молчуном по натуре. Теперь он возился с плакатом — рекламой нового фильма. В какой-то момент он так увлекся работой, что не сразу заметил повисшую в комнате тишину, а молчание не входило в отличительные черты характера Хромого. Может, уснул? Он повернул к нему голову. Нет, Хромой не спал. Следил за тем, как он работает. С таким любопытством, с каким дети наблюдают за ползущей букашкой.
— Странно, — промолвил Хромой.
Бородатый опустил кисть в банку с растворителем и включил плитку.
— Странно, — повторил Хромой. Он казался очень нервным.
Вода закипела быстро. Бородатый опустил в чайник щедрую порцию сухих красных лепестков, и цвет воды стал рубиновым. Хромой вертел в руках вымазанную краской кисть и смотрел, как Бородатый наливает чай в белые фарфоровые чашки. Смотрел так, как будто открывал для себя новый мир.
— Божественное существует! — изрек он.
Бородатый бросил в чашки по куску сахара. Хромой впал в какое-то оцепенение.
— Старик снова повысил мне зарплату, — произнес он каким-то чужим голосом.
Бородатый отхлебнул чай. Обжегся.
— Какое это имеет значение! — с кривой улыбкой промолвил Хромой.
Бородатый стрельнул глазами в его сторону. «Имеет, — подумал он, — но не для таких психов». Он был убежден, что у Хромого не все дома. Может, поэтому он любил его.
— А я ведь ничего другого и не умею, — сказал Хромой. — Ведь ничего же… Разве я сумею набить подметки, например? А? — по голосу было заметно, что он нервничает.
Бородатый молча согласился: нет, не сможешь.
Хромой успокоился. Священнодействуя, он отпил глоток и зажмурился от удовольствия, как будто собирался навечно задержать этот вкус во рту. Потом надолго замолчал.
— Нет, — сказал он наконец. — Не поеду! Потому что ничего другого не умею делать. Даже рыбу не могу ловить.
Его объяла тоска. Страшная тоска.
Бородатый понял. Он не уедет к той женщине, единственной на свете. У большинства мужчин не бывает «единственных», но отдельным дуракам выпадает такое счастье, вот они и страдают.
— Божественное существует, — снова заявил Хромой. — Оно кроется в деле. Неважно каком — заваривать чай или писать картины. В любой работе есть что-то божественное, даже в работе обыкновенного, рядового репортера.
* * *
Он шагал по песку. Мысли бежали впереди него.
Спокойное море казалось удивительно серым. У самого залива он увидел ее. Она сидела на том самом камне, который они притащили сюда в прошлый раз. Чтобы смотреть на море. Она любила этот остров и этот залив. Считала, что даже богам не требуется ничего больше, кроме берега и костра. А здесь можно было найти и то, и другое. Прекрасный залив, посредине острова вулкан-костер. Ей казалось, что именно на этом острове останавливались на отдых боги. Он соглашался: богам тоже нужно где-то отдыхать. Он и сам был бы не прочь родиться на берегу моря, вот только этот выбор был совсем не в его власти. Хотя он считал, что лишь в силу какой-то нелепой случайности появился на свет в забытой богом безводной долине.
Он подошел к ней. Черные волосы казались на солнце разноцветными.
Сел рядом. Она не повернулась, но почувствовала его присутствие, хотя и не слышала шагов.
