Коллектив авторов - Классициум (сборник)
– И при каких?
– Только в том случае, если эти истории тайные, – ответил я.
– В каком смысле? – спросила Мэри. – Какие еще тайные истории?
Я развел руками.
– В тот момент это были всего лишь умозрительные построения. Они подчинялись только законам писательской логики и правдоподобия рассказа, частью которого им надлежало стать.
– Принято.
– Хорошо, продолжаю. Тайные истории, думал я, на чем они держатся, как может проявляться их сила?
– На том, что их никто, никогда не узнает?
Предположив это, моя собеседница не удержалась и задорно улыбнулась. Всё рассказанное мной ей по-прежнему казалось забавным.
Я беззвучно поаплодировал.
– Браво! Верно, они ориентированы на тайну. Им не нужно завоевывать мир, они и так способны им править исподтишка. Огласка – мешает. Значит, обнаружить их должно быть очень трудно. Ну а самая лучшая для них маскировка на свете – спрятаться в ворохе пустяков, домыслов, досужих слухов, недостоверных сведений.
– Сумасшедший старикан, ты говоришь про эти истории так, словно они – живые существа.
Теперь в голосе моей сиделки слышалась легкая тревога.
– Писатели все – безумны. Разве ты не знала? – спросил я.
– Вот как?
Я чуть не брякнул «тебе это должно быть отлично известно», но удержался и ограничился лишь тем, что промолвил:
– Вот как-нибудь познакомишься еще с одним, двумя и убедишься, что я не исключение.
– Возможно, так и есть, – задумчиво сказала она. – Давай вернемся к историям.
– Хорошо, вернемся. К тому времени, когда я притопал к возможности существования тайных историй, все эти мысленные построения меня уже довольно прилично забавляли. Поэтому я с большой охотой продолжил размышления и пришел к выводу, что тайных историй должно быть предостаточно в области религии. Ковчег завета, священный Грааль, копье Лонгиниуса. Вот образцы таких историй, решил я. Потом мне пришло в голову, что это может быть одной историей, только имеющей три ответвления. Впрочем, это сейчас не так важно. Главное то, что тайные истории ловко маскируются, добраться до их сути очень трудно, но тот, кто умудрится это сделать…
– Получит бессмертие?
– Будет их пленником, навсегда станет их частью.
– Ага, понятно, – нахмурилась она. – И ты, значит, престарелый Улисс, попытался историю о трех ответвлениях разгадать?
– И не подумал даже, – ответил я. – С первого взгляда было ясно, что такой подвиг потребует просто чудовищных усилий, поскольку она окутала себя буквально лабиринтом логических ловушек, приводящих к безумию, фактов, кажущихся многозначительными, но на самом деле, подсунутых лишь для того чтобы отнять у исследователя время и силы, да и попросту вранья, умолчаний, искаженных легенд… В общем, за эту историю не следовало браться.
– И еще у тебя не было денег, – напомнила Мэри.
– Да, мое дитя, – я был сама кротость. – Замечательно, что ты слушаешь так внимательно.
Она тихо хихикнула и приказала:
– Продолжай.
– Сначала дай мне попить, – попросил я
Стакан с лимонной водой, которую я так люблю, оказался у моих губ чуть ли не в следующее мгновение.
– Только будь осторожнее, – предупредила Мэри. – Ты знаешь, твой мочевой пузырь…
– Знаю, – прервал ее я.
Сделав после этого три аккуратных глотка, я откинулся на спинку своего кресла и даже позволил себе улыбнуться.
Вот что, на самом деле, в моем возрасте приносит несказанное удовольствие. Всего лишь возможность жить и пить воду.
– Дальше, – потребовала сиделка. – Всё выкладывай, сладкоречивый пращур.
– Осталось немного, – продолжил я дозволенные мне речи. – Всего лишь сообщить, что я такую историю-таки нашел. И она, как ни странно, на первый взгляд не имела отношения к религии.
– А на второй?
– Нет в этом мире стоящей вещи, которая не имеет к ней отношения.
– И что за история?
– Ты знаешь ее, – ответил я. – Легенда об идеальном тексте. О том, после которого нужда в каком-либо другом отпадет вовсе. Зачем что-то писать, если идеал уже есть? Лучше не сделаешь. Зачем читать классиков, если они писали хуже?
– А… – слегка разочарованно сказала она. – И после этого ты, бросив писать, принялся создавать этот текст. Чем и занимаешься по сию минуту. При чем тут долголетие?
Послышался громкий звонок.
– Пора, – сообщила Мэри, предваряя вопрос, который я хотел задать. – Вскоре мы уснем и придем в себя только на Марсе, как я тебе обещала. Пора занять наши ложа.
Она показала на плоские, усеянные странными трубками и штукенциями прямоугольники, на которых мог с комфортом поместиться взрослый человек.
– Мне – тоже? – спросил я.
– Да, всем. И поэтому, давай я помогу тебе лечь на ложе, потом устроюсь в своем, а ты, тем временем, не теряй времени зря, заканчивай рассказ.
Она тут же перешла от слов к делу и подкатила мое кресло к тому месту, на котором мне следовало спать до самой посадки на красной планете. Парой минут спустя я
уже лежал на нем, чувствуя на правом запястье широкий эластичный браслет. Кажется, с его помощью следили за моим самочувствием.
– Долголетие тут ни при чем, – объяснял я, любуясь тем, как Мэри изящно устраивается в своем ложе. – Просто история об идеальном тексте является тайной и всерьез с ней соприкоснувшийся уже никогда от ее владычества не избавится. До тех пор, пока она не закончится, я останусь ее частью. А тайная история так сильна, что не даст мне умереть, пока я не напишу идеальный текст.
– Получается, ты всё это время лишь имитировал его поиски? Причина – совершенно понятна. Для того, чтобы жить вечно.
Тяжело вздохнув, я сказал:
– Видишь ли, Мэри, я – часть истории и, значит, не могу не стремиться к ее конечной цели. При этом я мыслю, обладаю относительной свободой воли и, приложив все усилия, мог бы даже задержать появление идеального текста, но дня на три, не больше.
– Как можно стать частью истории?
Задав вопрос, она даже затаила от волнения дыхание. Стало быть, все мои объяснения пропали даром.
– У этой истории – всего лишь знать о ее существовании и быть готовым к поискам идеального текста, – ответил я.
Следующий вопрос прозвучал совсем тихо.
– И значит, раз ты мне о ней рассказал, я теперь тоже проживу не менее пары сотен лет?
– Для этого надо совсем немного. Всего лишь решить для себя, что ты участвуешь в этой истории и начать поиски.
Она притихла. Я прислушался и сумел даже уловить ее дыхание, даже шелест с которым, нагнетаемый каким-то очередным чудесным механизмом, в нашу каюту поступал свежий воздух.
– А что будет, когда ты напишешь идеальный текст? – наконец спросила она. – История на этом закончится?
