Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2
Михаил проснулся первым и вскочил. Обстановка была крайне напряженной: пол под ногами ерзал, как при бортовой качке, шатались стены, с полок падали книги, а из недр дома доносился далекий рокот, как при извержении вулкана. Яран тоже проснулся и тихо спросил: «Что там у вас?» Лещь спал как ни в чем не бывало. Михаил бросился к окну. Там все так же клокотал ливень, прозрачные волны заливали площадь и холодно светились уличные старинные фонари. Но что-то еще было необычно, и Михаил никак не мог понять, что. Дом ходил ходуном, и творилось что-то невообразимое.
Яран вдруг бросился вон из хранилища, побежал по коридору, что-то упало на пол, словно вязанка дров, зазвенела отлетающая банка из-под краски. Михаил потянулся к выходу, но тут его встряхнуло, и он понял, что лежит у самого порога, а вокруг с треском лопается штукатурка. Он остервенело выглянул в коридор. Там в слабо освещенной темноте шевелился Яран и пытался встать, но все время соскальзывал. Вокруг него катались мятые банки и дрожали деревянные бруски. Скрипя, раскачивалась лампа.
Первой мыслью было, конечно — землетрясение. Михаил уже намерился схватить Леща с Яраном и тащить вон из дома, но библиотека вдруг успокоилась и затихла. Это было настолько неожиданно, что он не остыл еще от звона и грохота в голове, взял за локоть Леща и остановился. Лещь проснулся, буркнул: «Ну чего?» — и перевернулся на другой бок. Медленно в дом возвращалось потревоженное спокойствие, перестала качаться лампа, строго замерли стеллажи.
Вошел Яран, весь в краске, и угрюмо сказал:
— Не нравится мне это все, Миша. Не нравится.
Он тяжело плюхнулся на стул и стал ворочать ногами штукатурку под столом. От шороха проснулся Лещь, повернулся к ним, сонно жмуря глаза, и проворчал:
— Ну чего вы тут шумите! Дайте людям поспать.
Когда он захрапел, Яран предположил:
— Может, это действительно землетрясение?
— Да нет, — сказал Михаил и вдруг оживился. — Слушай! А что, если электростанция…
— Не знаю, Миша, не знаю.
— Да, вряд ли, — сокрушенно произнес Михаил.
— Завтра разберемся. Как это ты говорил, утро вечера…
— …мудренее, — договорил Михаил.
— Именно.
Михаилу вдруг так страшно захотелось спать, как никогда в жизни. Ничего уже больше не хотелось. Хотелось только упасть на пол, прямо на паркет, свалиться без сил и забыть обо всем. Он, не мешкая, лег на расстеленную куртку, подложил под голову мягкий теплый двухтомник и мгновенно заснул. А в окно звонко стреляли капли, и стучал не то град, не то костяшка длинного худого пальца.
Глава десятая. Люди и нелюди
Утро было обычным: мутно-серым, мокрым и унылым. Дождь, не переставая, стоял над площадью сплошным водяным занавесом. После вчерашних приключений в голове остались внутренности подземелий и неясное неприятное сознание чего-то странного и необратимого. Даже не хотелось смотреть в окно, настолько все стало плоским и равнодушным. Михаил отошел от подоконника и продолжил чистку оружия.
Яран предложил сделать глубокую вылазку в город и попытаться поискать жителей. Лещь отнесся к этому без энтузиазма, но сильно и не возражал. Он только проворчал: «Глупая затея». Тогда они вдвоем отправились искать консервы (Лещь таинственно намекал все утро про тайники-холодильники), а Михаил, чтобы не бездельничать, решил привести карабины в порядок.
В коридоре забубнили голоса. Был отчетливо слышен звон цепей, глухое бормотание и покашливание. Михаил насторожился. Яран прислонил к стене сумку с консервами и бутылками и сел за стол. Следом за ним вошел угрюмый странный мужчина, чем-то похожий на горца. Михаил удивленно поднял голову. Это был крепкого телосложения абориген, одетый в продранную на плече болоньевую куртку, темные штаны и что-то вроде сапог из толстой кожи, заросшей длинными рыжими волосами. На носках «сапог» лаково блестели черные звериные когти. Лица аборигена было почти не видно за густой черной бородищей веником. К ногам широкими кольцами были прикованы оборванные ржавые цепи и при каждом движении болтались и гремели.
Абориген, не стесняясь, сел на полосатый матрас и мрачно оглядел присутствующих. Он явно чего-то не понимал и требовал объяснений, кто они такие, откуда взялись и когда, наконец, уберут эти проклятые цепи.
В дверном проеме медленно возник Лещь, оперся о косяк плечом, сочно жуя, и посмотрел на бородатого. Бородатый зыркнул на него стальными колючими глазами, как паук из норы, и сказал что-то вроде:
— Н-ну?
Михаил осторожно поставил карабин рядом, прислонив к ножке стула, и спросил Ярана:
— Кто это?
— Не знаю, — сказал Яран и вздохнул. — В подземелье нашли. Сидел в камере, цепь раскачивал.
— Сумасшедший?
— Не-ет, — категорически возразил Лещь. — Нет, конечно. Видимо, заблудился в катакомбах.
— Или спасался от наводнения, — предложил Яран.
— Под землей?
— М-да… Ну, не знаю. Может, искал чего. Молчит. Он бы смог рассказать много интересного, — Яран повернулся к бородатому. — Скажи что-нибудь.
Бородатый, зевая, с хрустом потянулся и стал рассматривать собственные ноги. Михаил тоже посмотрел на ноги, и его осенило:
— Так это он там, на электростанции сидел! Точно! И ноги его.
— Ты уверен? — спросил Яран.
— Абсолютно.
Было видно, что они с Лещом очень разочарованы и озадачены.
— Что же он на электростанции делал? — медленно, словно у самого себя, спросил Яран.
— Эй, друг! — крикнул Лещь, обращаясь к бородатому, и сделал сложный жест руками, показывая, видимо, какой-то механизм. — Электростанция! Энергия! Понимаешь? Э-лек-три-чес-тво!
— Чего орешь? — гулким, как с того света, басом осведомился бородатый. — Я, вроде, не глухой.
Лещь ошарашено посмотрел на него, потом на Михаила.
— Так он разговаривает! — удивился Яран.
— Конечно разговариваю, — заверил бородатый, принюхался, повел носом и быстрыми паучьими глазками хищно уставился на сумку с продовольствием. — Поесть бы, — добавил он просительно.
Яран достал из сумки банку, пробил ножом крышку (Лещь вздрогнул), вскрыл и с ложкой протянул бородатому. Тот радостно засуетился и принялся громко и голодно чавкать, брызгая соком.
— Тебя как зовут? — спросил Яран.
— Корчидон, — отозвался бородатый, перестал есть и подозрительно посмотрел на Ярана. — А тебя?
— Яран.
— Ну и чучело! — дружелюбно сказал бородатый Корчидон и защелкал челюстями.
Михаил поймал себя на том, что все время удивленно на него таращится, спокойно положил карабин себе на колени и стал чистить рукоятку. Абориген скреб ложкой по банке, вычерпывая сок с жиром и отправляя все это в черную бездонную пасть. Это был обычный миролюбивый питекантроп, сильный, ловкий, любопытный и угрюмый. Таких особенно любят в Институте нейроники, потому что не надо стоять за прозрачными оргалитовыми стенами и смотреть, как полуголый дикарь сидит около стула на заду и пробует на зуб многопласт обивки. Не надо испуганно шарахаться, когда он ухает этим стулом по непробиваемому оргалиту, потому что его здорово раздражают зрители. Просто можно спокойно посидеть в одной комнате с ним, даже задать несколько вопросов и улыбнуться, когда он снимает с головы и вертит в руках транслятор, суматошно соображая, как он понимает речь человека, не зная его языка.
