Виктор Сапарин - День Зои Виноградовой (сборник)
Он, Сергей, для того и сидит тут, чтобы техническая аппаратура работала исправно. Но эта искусственная плотность, отражаемая стрелками на циферблатах, как-то не внушала сейчас Сергею особого доверия.
«Почему все-таки он оперирует? — еще раз подумал Сергей. — Ведь Козырев болен…»
Как раз в этот момент Козырев выронил скальпель.
Сергей вздрогнул, увидев, что скальпель воткнулся острием в находящееся перед Козыревым изображение тела юноши. Нож упал в раскрытую для операции полость, пронзил какие-то ткани, — может быть, задел нервы. Он застрял, утопившись более чем наполовину.
С большим трудом Сергей заставил себя повернуть голову влево. Он взглянул и вытер пот, обильно выступивший на лбу. Машина, копирующая малейшее мановение руки Козырева, не повторила последнего его движения. Робот не мог уронить инструмент. Инструменты не подавались ему, как Козыреву, а автоматически поступали из магазина и замыкались в металлической руке на автоматический же замок. Тут машина показала свое преимущество перед человеком с его нервами и способностью волноваться.
Один из роботов поспешно подал Козыреву новый инструмент.
Операция продолжалась.
Козырев вдруг остановился. Несколько секунд размышлял. Что-то сказал. Опять помолчал. Затем произнес одно слово.
Тотчас же тело юноши на столе перед ним стало полупрозрачным. Сохранялись даже цвета тканей, они стали только более блеклыми.
На левом экране ничего подобного не происходило. Просто одна из камер на стене операционной повернулась объективом к телу юноши.
Перед Козыревым находился уже не двойник Ансельмо, а человек с прозрачным телом. «Явное преимущество заочной операции», — заметил себе Сергей. Наклонившись, Козырев вглядывался в просвечивающие, словно цветное стекло, ткани. Видно, он на что-то решался.
Сергей видел, что губы Козырева шевелятся.
От стены отделился длинный рычаг с прозрачным диском. Козырев рассматривал вскрытую полость сквозь линзу. Затем решительно протянул руку и чуть тронул одну из рукояток на ободе линзы.
Сергей понимал, что наступил, может быть, самый решающий момент операции. Козырев рассматривает операционное поле под большим увеличением, а манипулятор уменьшал любое движение руки хирурга во много раз. Тонкий рычажок с микроскопическим ножом протянулся к телу юноши на столе перед Козыревым. Робот там, за несколько меридианов, повторяет почти неуловимое движение ножа с величайшей точностью.
Сергей слышал свое бьющееся сердце. Потом он вдруг подумал, что, в сущности, не так все страшно. Ведь Козырев может применить магнитную защиту. Сделать так, что инструмент не пойдет дальше дозволенного, даже если рука хирурга будет готова совершить ошибку. Магнитное поле при желании можно отрегулировать так, что оно не пустит нож в ткани, запретные для него. Еще одно преимущество оперирования на «призраке»!
Но Сергей тут же сообразил, что самое трудное вовсе не в технике оперирования. Разумеется, управлять движением ножа Козырев может как угодно точно. Но он должен знать, куда направить нож. В сущности, эту задачу он и решает сейчас. Ведь до сих пор никто такой операции не делал.
Козырев снова остановился. На этот раз он раздумывал минут пять. На левом экране Сергей видел людей около Ансельмо. В волнении они сошлись вместе, широкая спина робота загораживала картину. Что-то произошло!
«Ведь терять нечего, — мучился Сергей, ерзая в кресле. — Ну же… Действуй!»
И вдруг Сергея словно обожгло. Он подумал, что если сейчас, в отчаянном цейтноте, когда каждая секунда уносит с собой, может быть, последний шанс на спасение, Козырев второпях сделает неверный шаг, а спустя время, анализируя операцию, поймет это, — каково ему будет тогда?
Хирургическая операция впервые предстала перед юношей не просто как искусство, которым можно залюбоваться и которое доставляет наслаждение, а как следующие одно за другим решения ума и сердца, ответственность которых человек в полной мере сознает в течение всего времени работы. Машина ничего этого не знает. Она не переживает неудачи. У нее нет чувства вины. И если вы попытаетесь ее ошибку вынести на ее собственный суд, она ни в чем не признает себя виноватой. Она обладает способностями, которые вложили в нее создатели ее. Хорошо машинам.
Козырев что-то сделал. Совсем неуловимое. Потом отошел в сторону и опустился, почти упал в кресло, которое поспешно пододвинул один из роботов. Робот суетился, как секундант около боксера, в изнеможении добравшегося до своего угла. Козырев закрыл лицо руками.
Больной лежал на операционном столе безжизненный. Вдруг он исчез.
Сергей перевел взгляд налево. Два человека в светлых комбинезонах стояли около тела юноши в неподвижных позах.
— Отключайте запасные каналы, — услышал Сергей голос с Кубы.
— Как операция?! — воскликнул он.
— Люди сделали что могли, — ответил с того конца земного шара диспетчер Карибского центра. — Теперь работают машины.
Сергей видел людей я двух роботов — того, четверорукого пустили в ход. Эту часть операции, очевидно, лучше выполнят автоматы. Работа подошла к тому этапу, где начинаются уже проложенные рельсы.
— Значит, Ансельмо спасен?
— Ничего не известно, — ответил диспетчер. — Когда поставят протез и включат его, станет ясно, будет ли он жить.
Робот что-то делал четырьмя руками. Методичные движения, сверкание инструментов. Машина, она не волнуется.
Козырев встал и принялся ходить из угла в угол.
Сергей подключился к линии, связывающей Козырева с людьми на Кубе. Но там тишина.
— Включаем! — раздался вдруг голос.
Громко зазвучал метроном.
Козырев мог включить экран и наблюдать. Он не сделал этого. Просто остановился и чуть наклонил голову. Звуки метронома стали глуше. На них наложились новые звуки, неритмичные, неровные по тону. Это билось сердце Ансельмо.
Козырев сел в кресло и продолжал слушать.
Звуки менялись в тонах. Разобраться в этих тонкостях Сергей уже не мог. Он следил за выражением лица Козырева.
Тот сидел, подавшись вперед, положив ладони на колени, весь внимание.
Вдруг тень светлой улыбки прошла по его лицу.
Сергею показалось, что вздохнули сразу на всех континентах. Ведь, конечно, и в Гаване, и в Варшаве, и в Алжире, и в десятке других пунктов слушали вместе с Козыревым.
Козырев подождал еще с полминуты и, повернув рычаг связи, сказал в микрофон Сергею:
— Прибавьте напряжение.
Так, — сказал Козырев. — Хорошо.
…Где-то там, на противоположном конце земного шара, созданное людьми сердце бьется в нормальном ритме, которого не знало больное сердце Ансельмо. Ему не просто продлили существование. Он будет жить новой, настоящей человеческой жизнью. Он сможет получить все, чего был лишен из-за того, что родился обделенным природой.
