Мариэтта Шагинян - Месс-Менд, или Янки в Петрограде
28. ЦЕЛИКОМ НА СУШЕ
Солнце зажаривает над Миддльтоуном, птицы поют, деревья распустились словом, природа подогнала себя под календарь почти в самую точку, хотя, надо сознаться, старухе это с каждым годом становится все труднее.
Мастерская деревообделочного завода залита полным светом. Веселый гигант Микаэль Тингсмастер, в переднике и с трубкой в зубах, знай себе работает да работает рубанком, стряхивая с лица капли пота. Белокурые волосы слиплись на лбу, фартук раздувается, как парус, стружки разлетаются, свистя, во все стороны. Хорошая, гладкая штучка выходит из рук Микаэля Тингсмастера; весело подмигивает она двумя глазками: "ММ".
Мик поднял ее на свет, полюбовался, вынул трубку и запел вполголоса, глядя на свою штучку:
Клеим, строгаем, точим,
Вам женихов пророчим,
Дочери рук рабочих,
Вещи-красотки!
Сядьте в кварталы вражьи,
Станьте в дома на страже,
Банки и бельэтажи
Ваши высоты!
Кто не знает песенки Тингсмастера? Один за другим к Мику сошлись рабочие, улыбаясь и подтягивая.
- Ну, как дела, Мик? Как подвигается Кресслингова затея?
Тингсмастер поднял вверх великолепный квадратный ящик, сделанный из драгоценного бразильского красного дерева.
- Вот оно как, ребята, - сказал он с улыбкой. - Осталось только украсить его резьбой да передать на оптический завод, где уже все смастерил техник Сорроу. Вставят, вправят - и готова штука!
- Ловко! - захохотали рабочие. - А химики знают?
- И химики сделают свое дело. Дочь не пойдет против отца - никогда не пойдет, так и знайте, ребята.
- А секрет-то тебе известен, Мик?
- Не приставайте, не скажу. Да и не нашего это ума дело, братцы. Техник Сорроу намудрил чего-то по-латыни.
Рабочие схватились за животы, надрываясь от хохота. А Мик как ни в чем не бывало смахнул с фартука стружки, надел картуз и пошел к себе домой скоротать полчаса, ассигнованных Джеком Кресслингом на обеденную передышку.
Скучно стало в маленьком домике Тингсмастера без верной Бьюти. Стряпуха поставила на стол миску с любимой Тингсмастером "похлебкой долголетия", нацедила ему в кружку жидкого пива и села с ним есть. Молча и торопливо окунали они ложки в миску, как вдруг задребезжало чердачное окно.
- Голубь! - воскликнул Мик и, бросив ложку, поспешил на чердак.
В самом деле, в окно бился почтовый голубь Мика.
Распахнув окно, он поймал голубя, погладил и опустил пальцы в мешочек на его шее.
- Странно! - пробормотал он, спуская голубя с пальца. - Никакой записочки ни от Биска, ни от мисс Тоттер.
Не успел он сказать это, как в чердачное окно влетели один за другим еще восемь почтовых голубей и опустились с ласковым воркованьем к нему на плечи и на голову. Голуби были живы и здоровы, мешочки у них на шее - в полном порядке, но ни один из них не принес Мику письма.
- Несчастье! - воскликнул Мик.
Он посадил голубей на их жердочки, насыпал им корму, налил воды и бросился бегом на ближайшую радиостанцию:
- Менд-месс!
- Месс-менд! В чем дело, Мик? - отрывисто спросил дежурный, возившийся над приемом депеши.
- Пошлите радио на "Амелию", дружище.
- Можно. Кому?
- Технику Сорроу. Передайте так: "Вернулись девять голубей без писем, предполагаю несчастье, берегитесь Кронштадте подмены".
- Будет исполнено, Мик. Крупная игра, а?
- На человеческую жизнь, - ответил Мик, приложил к картузу два пальца и опрометью помчался на завод.
Стряпуха аккуратно доела свою порцию похлебки и выглянула в окошко, не идет ли Мик. Потом вздохнула, почесала в ухе и, честно разделив оставшуюся похлебку на две части, съела свою часть и облизала ложку.
- Мы люди бедные, но справедливые, - шептала она себе под нос, выйдя за дверь и поджидая Мика. - Сейчас он, голубчик, вернется и съест свою долю, ровнешенько половину.
Однакоже Мик не шел и теперь. Вздохнув еще громче, стряпуха опять поделила остаток на две равные части и съела свою долю, не забрав ни капельки у соседа. Так она делила и ела вплоть до сумерек, пока, наконец, на долю Мика не осталась одна деревянная ложка. Вздохнув, стряпуха убрала посуду и залегла малость вздремнуть.
А Тингсмастер вынул из-за пазухи горячую хлебную краюху и, разжевывая ее на ходу, нес изготовленный им ларец к себе домой, чтоб здесь выполнить для Кресслинга диковинную сверхурочную работу: покрыть драгоценное дерево тончайшей резьбой, вызвать к жизни сотню-другую лапчатых птиц, охотничьих собак, лисиц, зайчат, добрых коней и охотников на конях, в длинных шляпах с перьями, в развевающихся плащах, в соколиных перчатках. А вокруг зверья и людей выточить тропку, обсадить ее листьями папоротника, ивой, тополем, дубом, поставить в сторонке избушку - словом, навести таких чудес, таких тонких штук, чтобы каждый любовался и похваливал. В уголке же проставить невидимо для смертного глаза две крохотные буквы, чтобы свой брат, рабочий, поглядев сквозь лупу, сказал: "Как же не угадать хитреца Тингсмастера! Кто, кроме него, еще может выдумать подобную штучку?"
Придя домой, Мик, чтобы заглушить сильное чувство внутренней тревоги, засветил лампу, заработал тончайшей иглой и замурлыкал свою песенку:
На кулачьих кадушках,
Генераловых пушках,
Драгоценных игрушках
Всюду наше клеймо.
За мозоли отцовы,
За нужду да оковы
Мстит без лишнего слова
Созданье само!
29. "АМЕЛИЯ" ИДЕТ ПОЛНЫМ ХОДОМ
Красивая молодая дама под вуалью, записанная в книге под именем Кати Ивановны Василовой, произвела сильное впечатление на мужскую половину "Амелии".
Капитан Мак-Кинлей, ирландец, набил трубку лучшим сортом табака. Штурман, ходивший с обвислыми штанами, подтянул штрипки. А мистер Пэль, тот самый мистер Пэль, который возил индокитайцам порох и спирт, кафрам спирт и библию, новозеландцам - спирт, библию и бусы, зулусам - библию, бусы и нашатырь, русским - маис в сухом виде, маис в перемолотом виде, маис в тертом виде, маис в виде риса и маис в виде сахара, отчего один из его сотрудников сострил не без грации: "Вот вам Ara-Massacre!" [игра слов, основанная на звуковой схожести слов maize (маис) и sugar (сахар) с massacre (смертоубийство)], - этот самый рыжеватый мистер Пэль, тонкий, изящный, внезапно стал разговорчивым, как русский эмигрант.
Одетый в парусиновый костюм песочного цвета, чисто выбритый, за исключением шеи, где было отпущено ровно столько рыжих волос, сколько нужно для соблюдения стиля "янки", мистер Пэль большую часть времени проводил на палубе, грызя золотой набалдашник своей трости. Стоило показаться где-нибудь миссис Василовой, как мистер Пэль тотчас вынимал изо рта набалдашник и, дотрагиваясь кончиком трости до стоявших вокруг него бочек, ящиков и мешков, называл их содержимое, число кило, себестоимость кило, процент обвешивания, процент обмеривания, процент увлажнения по пути следования и, наконец, процент своей собственной выручки, считая по общей сумме голов, или, вернее, ртов, потребителей. Мистер Пэль называл свою речь публичной лекцией. С чисто американской выдержкой он повторил ее несколько раз, пока не заметил, что миссис Василова, остановившись поблизости, прислушивается к его словам. Мистер Пэль тотчас же снял шляпу и поклонился.
