Филип Фармер - Мятеж
— Мне кажется, — сказал Дункан, — нам следует вести себя тише.
— Что? — удивился Кэбтэб. Он огляделся. — О, да, понимаю.
— Было бы хорошо, если бы вы сели на диету, — сказала Сник.
— Я и без того уже пошел на огромную жертву, расставшись со своими религиозными атрибутами, — покраснев, негромко ответил Кэбтэб. — Для меня это действительно большая жертва, только я смотрю, никто не сумел оценить ее по достоинству.
— Вы больше не священник, — резко сказала Сник.
— По документам — нет. Но не забывайте, если и можно отдалить священника от церкви, то изгнать церковь из души его определенно невозможно. Моя церковь и вера там, где нахожусь я сам.
— Только не стоит говорить об этом, — согласилась Сник.
Кэбтэб ткнул ее под ребро своим огромным, изогнутым пальцем и громко рассмеялся.
Сник вздрогнула.
— Ну, ну, не надо изображать из себя органика. Власти у вас больше нет. Вряд ли я стану прыгать по вашему приказу.
— Мне кажется, — вступил в разговор Дункан, — нам следует оставить подобные темы. Помните, мы не те, кем были раньше. И ведите себя соответственно.
— Совершенно правильно, — пробурчал Кэбтэб. — Изо всех сил отныне буду стараться походить на пай-мальчика.
Они стояли рядом с северным входом в здание; оно имело башенную архитектуру, смесь пагоды и готического храма. Его белые стены изнутри и снаружи покрывали многочисленные двенадцатиугольные, выступавшие прямо из стены подставки ярко-красного цвета, на которых покоились ярко-зеленые глобусы. Со всех четырех сторон размещались огромные входы, выполненные в виде монументальных двухэтажных арок. Сейчас все они были открыты тяжелые трехстворчатые двери разъехались, скрывшись в нишах в стене. Главное помещение поражало своей величественностью. Под высоким, куполообразным потолком находилось сейчас около ста человек. Люди сидели на скамьях, прогуливались или просто стояли группами. Повсюду на стенах маячили вездесущие огромные телеэкраны. Посетители могли быть в курсе новостей Вторника, ознакомиться с расписанием движения поездов или просто посмотреть популярные шоу-программы.
Троица подошла к скамейке. Все присели. К удивлению своему, они вскоре обнаружили, что и здесь вокруг них образовалась пустота. Дункан сидел, кусая губы. Присутствие Кэбтэба не было для него и Сник большим благом, к тому же он привлекал к ним ненужное внимание. Он, разумеется, не был здесь единственным непомерно тучным человеком. Излишний вес, хоть и не считался преступлением, все же вызывал у большинства людей неприязнь, а правительство рассматривало тучность как нечто граничащее с противозаконностью. Толстые часто преследовались агентами Бюро по физическому состоянию и стандартам. Официальный лозунг гласил: «ПОТЕРЯТЬ ЗНАЧИТ ПРИОБРЕСТИ». Что имели в виду государственные чиновники? Согнать жир — приобрести здоровье, уважение и долгую жизнь. Короче говоря, «худейте на благо человечества».
В соответствии с новой идентификационной карточкой Кэбтэб стал теперь человеком по имени Иеремия Скандербег Вард. В банк данных была помещена фальшивая информация, сообщавшая о довольно частых замечаниях ему и небольших штрафах, взысканных за избыточный вес Бюро по физическому состоянию и стандартам. Дункан, узнав об этом, еще подумал: «Надо же, такую работу сделали».
Сник получила документы на имя Дженни K° Чэндлер, а Дункана из Дэвида Эмбера Грима переделали в Эндрю Вишну Бивольфа. Он предпочел бы скорее называться Смитом, Ваном или даже Гримом, но неизвестный ему агент, манипулировавший по заданию Локса с банком данных и разместивший в нем информацию идентификационной карточки Дункана, видимо, имел веские причины выбрать фамилию Бивольф.
— Поезд идет, — сказал Кэбтэб-Вард.
Экран на стене показывал, что на самом деле состав находился еще довольно далеко, в пяти-десяти милях от станции. Телевизионные камеры, установленные по всему маршруту, свидетельствовали о его быстром приближении. Напоминавшие формой нули, вагоны буквально неслись к цели. До прибытия поезда в Нью-Арк осталось две с половиной минуты. Носильщики уже выводили на станцию больших транспортных роботов, грузовые платформы которых заполняли штабеля окаменевших тел. Это были пассажиры, предпочитавшие ехать в полной безопасности. В таком состоянии тело человека было неуязвимо даже в самой ужасной катастрофе. К тому же одновременно они освобождались от скуки, хлопот и неудобств, сопутствующих переездам. Однако подобные путешественники не могли насладиться сельскими пейзажами или видами незнакомых городов, через которые проходил поезд.
На настенных экранах появилось объявление о том, что посадка начнется через десять минут. Люди, подхватив чемоданы, направились на открытый участок между станцией и путями. Дункан стоял вместе со всеми у перил ограждения. Рельсы узкой колеи были изготовлены из специального металлического сплава. Над ними с интервалами в сорок футов — огромные круги, сориентированные в вертикальной плоскости.
Наконец, из-за ближайшего холма показался теперь медленно двигавшийся поезд, вернее первые его вагоны. Длиннющий состав из пятидесятифутовых вагонов протянулся на целую милю, и последние вагоны стали видны только через несколько минут. Головной вагон, вращая антеннами радара, плыл на высоте пяти футов от блестящих серых путей. Поезд остановился. Расстояние от станции до последнего вагона — не менее четырех тысяч футов. Состав, словно длинная, многозвенная цепь, опустился на поверхность.
Запели свистки, зазвучали хриплые голоса носильщиков. На экранах, подвешенных на высоких столбах рядом с парапетами ограждения, высветился текст инструкций. Дункан и его попутчики встали в очередь. Двери вагона, в который они должны были сесть, открылись, появились проводники в ярко-зеленой форме — не менявшейся на протяжении последних двух тысяч облет — удлиненных кителях и форменных фуражках. На груди у всех красовалась большая эмблема: два паровоза под углом друг к другу на ярко-красном фоне. На фуражках, чуть выше козырьков, горделиво поблескивали кокарды из золотистого металла с выгравированным зеленым глобусом.
— Залезайте быстрее! Двигайтесь! Мы не можем выходить из расписания! Не теряйте время! — закричала проводница вагона, к которому подошел Дункан. Он взглянул на нее: высокая, темноволосая, с большой материнской грудью и злобным лицом мачехи.
Дункан вставил идентификационную карточку в щель, а большой палец правой руки — в специальное отверстие. Проводница взглянула на экран, на котором сразу же появилась общая информация о нем, о его физических данных и пункт назначения. На мониторе промелькнул кодовый текст, подтвердивший правильность введенной информации и принадлежность отпечатка большого пальца Эндрю Вишну Бивольфу. Машина подала три коротких сигнала, экран замерцал надписью ДАННЫЕ ПОДТВ.
