Джеймс Стивенс - Кувшин золота
По этим причинам, как и затем, чтобы жизнь не прекратилась, женщина должна стараться превратить своего мужа в женщину; тогда она станет тираном, а он будет рабом, и жизнь возобновится до следующего срока.
Тощая Женщина продолжала свой урок, пока он не стал, наконец, таким запутанным, что мысли ее завязались узлом, и она решила продолжить путешествие и развязать узел, когда станет прохладнее.
Они убрали ковриги обратно в свертки и тут заметили дородную, миловидную женщину, шедшую к колодцу. Эта женщина, подойдя ближе, поздоровалась с Тощей Женщиной, и Тощая Женщина поздоровалась с нею тоже, после чего незнакомка присела.
- Жарко, не правда ли? - сказала она. - Я так думаю, что иначе, чем за спасением чьей-нибудь жизни, и не стоит путешествовать в такой день, да когда солнце этак жарит. Издалека ли вы идете, госпожа, или просто ходите по дорогам и вам уже давно все равно?
- Издалека, - ответила Тощая Женщина.
- Издалека ли, нет ли, - сказала незнакомка, - я бы и вершка не прошла по своей воле в это время года. Какие у вас симпатичные детишки, госпожа.
- Симпатичные, - ответила Тощая Женщина.
- У меня-то их десять, - продолжала женщина, - и часто я недоумеваю, откуда они взялись? Забавно подумать, что женщина делает десяток новых существ, а ей за это не то, что не платят - спасибо никто не скажет.
- Забавно, - сказала Тощая Женщина.
- А вы говорите когда-нибудь больше одного слова зараз? - спросила незнакомка.
- Говорю, - ответила Тощая Женщина.
- Пенни бы дала, чтобы услышать, - рассердилась незнакомка, - потому что более невоспитанной, угрюмой, сварливой бирючихи не встречала я среди женщин.
Вчера как раз вот говорила одному, что худые женщины добрыми не бывают, а уж тощее тебя и придумать нельзя.
- Ты говоришь так потому, - ответила Тощая Женщина спокойно, - что сама толстая, и тебе приходится лгать самой себе, чтобы скрыть свое несчастье и жить дальше так, как тебе нравится. Никому в мире не нравится быть толстым, и на этом, госпожа, я стою. Можете тыкать пальцем себе в глаз, но в мой, будьте так добры, не тычьте, а потому - до свиданья; а если бы я не была мирной женщиной, я бы за волосы тебя потаскала в гору да под гору пару часов, да и дело с концом.
Вот тебе и больше одного слова зараз; да смотри, как бы я не сказала еще одно слово, от которого у тебя прыщи пойдут, и не сойдут до смерти. Идемте, дети, и если вы когда-нибудь увидете такую женщину, как эта, то знайте, что она ест, пока может стоять, пьет, пока может сидеть, и спит, пока не одуреет; а если такая особа заговорит с вами, помните, что больше одного слова ей не положено, да и одно слово пусть будет коротким, потому что такая женщина уж верно была бы и изменщицей, и воровкой, да только слишком ленива, чтобы стать чем-нибудь кроме пропойцы, Господи ей помоги! так что, до свиданья.
На этом Тощая Женщина и дети поднялись и, попрощавшись с незнакомкой, двинулись дальше по широкой тропе; другая же женщина осталась сидеть, где сидела, и не сказала ни слова даже про себя.
По пути Тощая Женщина снова впала в ярость и в этом так ушла в себя, что дети лишились ее общества; поэтому спустя немного времени они вовсе забыли о ней и вернулись к своей игре. Они бегали и прыгали, кричали, смеялись и пели. То они играли, будто они - муж и жена и тогда чинно шли рука об руку, делая время от времени мудрые замечания о погоде, о состоянии здоровья друг друга или о ржаных полях вокруг. То один становился конем, а другой - коноводом, и тогда они топали по дороге с громким сердитым ржанием и еще более громкими и сердитыми командами. Потом один был коровой, которую с великим трудом гнал на рынок погонщик, чье терпение лопнуло уже много часов назад; или оба становились козами, бодались лбами и грозно мемекали; и все эти изменения перетекали друг в друга так легко, что дети ни мгновения не оставались без дела. Однако по мере того, как день клонился к вечеру, огромная тишина, окружавшая их, начала довлеть над ними. За исключеним их собственных тоненьких голосков, вокруг не было слышно ни звука, и эта бесконечная, просторная тишина в конце концов заставила и их утихнуть. Мало-помалу игры окончились. Бег вприпрыжку сменился семенящим шагом, пробежки стали все короче, а возвращались назад они быстрее, чем забегали вперед, и вскоре дети уже шли серьезно по бокам Тощей Женщины, время от времени обмениваясь короткими фразами. Скоро и эти фразы растаяли в широкой тишине, окружавшей их. Тогда Бригид Бег ухватилась за правую руку Тощей Женщины, а Шеймас чуть погодя взялся за левую, и эта немая просьба о защите и утешении снова вернула Тощую Женщину из долин гнева, по которым она бродила в такой великой ярости.
Мирно идя по дороге, они увидели лежавшую на лугу корову, и при виде животного Тощая Женщина в задумчивости остановилась.
- Все принадлежит идущему, - сказала она, пересекла луг и подоила корову в ведерко, которое у нее было с собой.
- Интересно, - сказал Шеймас, - чья это корова?
- Может быть, вообще ничья, - ответила Бригид Бег.
- Корова своя собственная, - ответила Тощая Женщина, - потому что живое не может быть чье-то. Уверена, что она отдает нам свое молоко по доброй воле и с большой охотой, потому что мы скромные, умеренные люди, не жадные и без претензий.
Когда Тощая Женщина отпустила корову, та снова улеглась в траву и принялась жевать свою жвачку. Вечер остывал, и Тощая Женщина с детьми пристроились к теплому животному. Они достали из своих свертков куски ковриг и поели, с удовольствием запивая молоком из ведерка. Корова то и дело величественно поглядывала через плечо, приветствуя их на своем гостеприимном боку. У нее был мягкий, материнский взгляд, и дети очень понравились ей. Малыши быстро покончили с ужином, обняли коровью шею и поблагодарили ее за доброту, указывая друг другу на разные отличия коровьей внешности.
- Корова, - с восторгом воскликнула Бригид Бег, - я тебя люблю!
- И я тоже, - сказал Шеймас. - Видишь, какие у нее глаза!
- А зачем у коровы рога? - спросила Бригид.
Они задали этот вопрос корове, но та лишь улыбнулась и не ответила ничего.
- Если бы корова говорила с тобой, - спросила Бригид, - что бы она ответила?
- Давай мы станем коровы, - ответил Шеймас, - и тогда, может быть, узнаем.
И они стали коровами, и сжевали несколько стебельков травы, но обнаружили, что, будучи коровами, не хотят говорить ничего, кроме "му-у", и решили, что коровы тоже не хотят говорить ничего, кроме этого; и детям в голову пришла любопытная мысль о том, что ничего другого говорить и не стоит.
Длинная тощая желтая муха пролетела мимо и остановилась передохнуть на коровьем носу.
- Добро пожаловать, - сказала корова.
![Жюль Верн - Мэтр Захариус [Старый часовщик]](/uploads/posts/books/67376/67376.jpg)
