Николай Романецкий - Полдень XXI век 2009 № 03
План операции разработан лично мной и одобрен самой верхушкой Аль-Кайеды. Я трудился над ним больше двух лет — план безупречен. Для обеспечения операции также задействованы мои связи, коих за пару последних веков я накопил немало. Меня знают и угрюмые сицилийские доны, и растатуированные российские воры в законе, и раскосые цинично жестокие боссы китайских триад. Знают большей частью заочно, тех, кому выпала честь видеть Мастера, не так много. И, как правило, они не слишком долго задерживаются на этом свете после свидания со мной. Правда, моей вины в том нет, просто так складываются обстоятельства. Абдулле, например, осталось жить недели две-три, его непременно уберут свои. А парням — парням не знаю, как повезёт. Я желаю, чтобы повезло, но это уже от меня не зависит.
Моими стараниями в России приобретён портативный ядерный фугас. Приобретён через десятые руки и через Туркмению доставлен в Иран. Маршрут группы до Шираза и дальше, в Тегеран и оттуда в Рим, разработан мной же. Разработан буквально по минутам, возможные неожиданности предусмотрены, группа к ним готова. Съёмные квартиры в Риме, провиант, оружие, одежда — я позаботился обо всём. Даже обувь каждому члену группы подбирал лично, придирчиво выбраковывая пару за парой, если кто-нибудь из ребят испытывал от неё малейшее неудобство.
Сегодня последний день перед началом операции, вечером все трое уйдут из лагеря и из моей жизни. Скорее всего, уйдут из жизни вообще. Что ж, мне жаль, я привык к ним и уважаю их, они храбрые мальчики, все трое.
Я даю последние инструкции, хотя сегодня делаю это лишь ради проформы — план операции заучен наизусть, действия при возможных отклонениях от него — тоже. Через десять дней Вечный Город должен исчезнуть. Десять дней, и Аль-Кайеда наступит на горло миру.
— Во славу Аллаха, — говорит Абдулла.
Мальчики склоняют головы.
— Во славу Аллаха, — подтверждают они в один голос.
Я молчу, мне нет дела до Аллаха. Так же, как нет дела до Папы Римского, который через десять дней должен встретиться со своим небесным начальством.
Я выхожу из палатки. Горы окрест вызывают во мне воспоминания о совсем отдалённых временах. Пожалуй, с горами у меня связано больше, чем у любого живущего на земле человека. Пиренеи, Аппенины, Альпы, Кордильеры — все не упомнишь. Моё первое задание тоже напрямую относилось к горам. Когда же это было? Давно, очень и очень давно…
Мои размышления прерывает почтенный Абдулла. Он благодарит за проделанную работу и говорит долго и витиевато, как принято здесь на Востоке.
Что ж, работу я проделал действительно грандиозную. Я — Мастер, и всегда работаю, отдавая делу всего себя — и свой недюжинный ум, и многовековой опыт.
Абдулла наконец замолкает, и я отправляюсь в палатку. Вечером выхожу и прощаюсь с мальчиками.
— Спасибо, Мастер, — за всех говорит Бейдр, — велик Аллах, пославший нам такого учителя, как ты.
Они уходят. Абдулла желает мне спокойной ночи. Я возвращаюсь в палатку и укладываюсь спать.
Люди Абдуллы приходят в лагерь под утро. На меня, сонного, накидывают аркан. Выволакивают наружу. Солнце едва взошло, и я задумываюсь над тем, почему расстреливать обычно предпочитают на рассвете.
Меня ставят у края скалы, расстрельная команда выстраивается напротив.
— Прощай, Мастер, — говорит Абдулла, — р буду молиться за тебя, ты настоящий мужчина и воин. Профессионал.
Я молчу. Обмениваться с ним любезностями я не намерен.
Абдулла вскидывает вверх руку. Сколько раз я слушал эту мёртвую предрасстрельную тишину? Пять раз, десять?.. Впрочем, расстрел вполне достойная казнь, я это могу утверждать со знанием дела. Болтаться в петле или гореть заживо гораздо неприятней.
Рука Абдуллы летит вниз. Залп срывает меня со скалы и швыряет в пропасть.
К вечеру я прихожу в Шираз. Выгляжу я весьма непрезентабельно, сорокамильная прогулка по пересечённой местности внешнему лоску не способствует. Тело немного побаливает, как бывает всегда после расстрела. Что ж, издержки профессии. Я не в претензии, причастных к операциям такого ранга необходимо зачищать, это азы. Меня, к примеру, зачищали неоднократно. Другое дело, что кого как, а меня такое положение дел вполне устраивает. Для тех, кому суждено жить вечно, одним перевоплощением больше, одним меньше, какая разница… А считаться мёртвым Мастеру подходит — с покойника, как известно, не спросишь.
С минуту размышляю о способе передвижения. Какую-то сотню лет назад я бы без лишних раздумий отвязал от ближайшей изгороди ишака и поехал дальше верхом. Однако на дворе не те времена, поэтому я угоняю автомобиль — вполне приличный «фиат». Через два дня я уже в Тегеране и, наконец, добираюсь до личного сейфа. Такие сейфы у меня в банках большинства крупных городов мира.
Утром следующего дня я прилетаю в Лондон. Фирма «Томпсон и сыновья» основана лет четыреста назад и пользуется прекрасной репутацией. На мой взгляд, во многом благодаря мне, клиенту фирмы со дня её основания. Меня передают от отца к сыну наподобие эстафетной палочки. Общая сумма — процент от сделок с моим участием, полученный за долгие годы представителями славного семейства, зашкаливает за все разумные пределы. Это, впрочем, меня совершенно не беспокоит, к деньгам я равнодушен. Не будь необходимости существовать, я бы работал и бесплатно.
Генри Томпсон мог бы читать в Оксфорде курс лекций на тему «Как должен выглядеть и вести себя настоящий джентльмен». Генри принимает меня по-королевски — на столе блюда и напитки, которые могли бы составить честь обитателям Виндзорского замка. За обедом мы болтаем о чём угодно, только не о делах, и оба получаем искреннее удовольствие от беседы. Генри мне симпатичен, хотя я подозреваю, что он, единственный из всех, догадывается о том, кто я на самом деле. Впрочем, его молчание обеспечено такими суммами, что я могу быть спокоен.
После третьей перемены блюд Генри достаёт сигары, мы закуриваем и переходим из гостиной в кабинет.
— Есть три предложения, — приступает хозяин к деловой части встречи. — Во-первых, крупная партия наркотиков из Колумбии. Надо обеспечить канал — транзит в Европу, оттуда после переработки — в Штаты. Во-вторых, заказ на ряд картин из Лувра, список у меня есть. И, в-третьих, военный переворот в Уганде.
Я смотрю на Генри укоризненно, ему не мешало бы расстаться с надеждой вовлечь меня в дела, которыми я не занимаюсь. Я берусь за дело, только если заинтересован в конечном результате. А усидит ли на своём троне африканский царёк или его сменит на нём узурпатор, мне безразлично.
