Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
Ситуация богатейшая, редкий коктейль. Вот я и начинаю миксировать. Представьте, говорю, что кто-то из нас обладает феноменальной способностью отзываться на тончайшие движения души, вбирать в себя настроения других. Назовем эту способность психологическим эхо. «Мы и так вроде бы не чурки», вставляет Илья. Нет, поясняю, нашу ответную реакцию эхом не назовешь. Мне, допустим, весело, а ты на взводе, тарелки бьешь. Короче, реагируешь на ситуацию, а не на мое состояние, хотя в какой-то степени и учитываешь его, но опять-таки не адекватно, по-своему. Есть люди эмоционально глухие, а есть, как музыканты, с абсолютным слухом, слышат тончайший нюансик — тебя что-то встревожило, ты еще сам не осознал, а он уже участливо: случилось что? И такой вот человек, повторяю, один из нас. Скажем, ты, Илья. Как бы ты повел себя в нашей ситуации, если я веселюсь, а обворожительная Ирэн готова испепелить меня взглядом?
Илья раздулся от напряжения, даже вспотел, за платком полез. «Ты только не обижайся, — отвечает, — но у меня большущее желание съездить тебе по физиономии. Как я еще могу поступить, когда хамят женщине». Ответ в духе моего друга, но не в духе человека-эхо. А теперь вы, обращаюсь к Ирине. Она к тому времени отошла и посматривала на меня вполне лояльно. Спросила: «У каждого из нас есть выбор. На кого, к примеру, должна реагировать я — на вас или на Илью?»
9
И. К. Монастырская. На лице не поймешь что — то ли улыбка, то ли усмешка. Обрадовался, что заморочил нам головы. «Сами-то вы знаете?» спрашиваю. Он сразу в кусты, стал изворачиваться. Это в его натуре, никогда не скажет определенно, все с какими-то оговорками. «Помилуйте, — говорит, — если бы я знал, то не надо и эксперимента. Кое-какие соображения у меня, разумеется, есть, но они ничего не стоят, все равно не поверите. Вот был бы здесь Полосов…»
Все-таки он меня заговорил, развесила уши. Илья еще пытался возражать, вяло спорил. У меня же разыгралась фантазия. В связи с этим самым эхом. Вообразила, что живет рядом человек, который понимает тебя не то что с полуслова или одного взгляда, а будто сам в тебя вселился. Ему и объяснять ничего не надо, он и так все чувствует. Это же мечта каждой женщины — иметь созвучную с тобой душу. Мужчинам не понять: они больше сами по себе, им дефицит чуткости не страшен. А женщина страдает не столько от переживаний, сколько от их неизбывности. Не с кем поделиться, некому поплакаться.
Что-то такое я высказала Эдуарду Павловичу, с опаской, правда. Думала, опять посмеется. Но он слушал серьезно, даже участливо, хотя и возразил. Не обольщайтесь, мол, Ирина Константиновна (вот даже как-по отчеству назвал), человек-эхо вряд ли окажется хорошим другом. Вам больше нужен исповедник — тот выслушает и утешит, а этот, возможно, утешит, но скорее еще пуще растравит. Он что зеркало: радует, если вы прекрасно выглядите. Ну, а если мешки под глазами, прыщ на носу? У вас никогда не появлялось желание запустить туфлей в зеркало?
Как же он тогда сказал, словечко какое-то употребил? А, вспомнила: «потребительски». Нельзя, говорит, на людей смотреть потребительски.
Зачем же, спрашиваю, в таком случае он нужен, этот ваш духовный урод, какой от него толк? Опять же вопрос-недоумок, как раз из тех — потребительских. Чувствую, снова начинаю заводиться, искрит у меня внутри. Только Эдуард Павлович все напряжение рукой снял, в самом буквальном смысле. Положил свою ладонь на мою. «Вы тот человек, кого я ищу. Будете иметь возможность получить ответы на все ваши вопросы. От вас потребуется самая малость: наблюдать и записывать. Вы вели когда-нибудь личный дневник? В школе, институте? Ничего больше, только наблюдать и записывать».
10
И. С. Сотник. Так и было. Даже не уговаривал. Предложил, и она неожиданно легко согласилась. Могла бы прежде посоветоваться со мной, так нет же, меня словно там не было. Я вдруг оказался лишним. Пошел на кухню, гремел посудой, сварил кофе, раза два заходил к ним. Они перебрались на диван, кофе в чашках стынет, на меня ноль внимания. И говорят, говорят…
Провожали где-то около полуночи. Таким самодовольным Эда я еще не видел. Он упивался собой, петухом вышагивал. Как же! Мало что своего сотрудника втолкнул в экспедицию, еще и мою ассистентку уговорил на себя работать. На лестничной площадке меня локтем в бок: она, мол, что надо! Это он об Ирине. Только его одобрение меня не обрадовало. Я словно чувствовал, что добром не кончится.
11
Следователь. Итак, на лестничную площадку вышли втроем. А дальше?
Сотник. Ирина осталась. Она, по-моему, от двери не отходила, придерживала, чтобы не захлопнулась. Мы с Эдуардом Павловичем спустились вниз.
Следователь. На лифте?
Сотник. Пешком.
Следователь. Почему? Лифт был занят?
Сотник. Не хотелось вызывать, поднимать шум. Лифт у нас хуже трамвая, грохот страшный. А час поздний, дом спит.
Следователь. Постарайтесь вспомнить: на лестнице вы никого не встретили? Или, может, пока вы шли, кто-то воспользовался лифтом?
Сотник. Да нет, было бы слышно. К тому же в подъезде я специально взглянул на кабину — она была пуста, даже свет не горел.
Следователь. А во дворе, на улице?
Сотник. И там. Я редко выхожу в ночное время. Еще удивился, что город такой безлюдный. Мы прошли дватри квартала — и ни единой души. Нам повезло с такси, почти не ждали.
Следователь. Машина шла навстречу или со стороны дома?
Сотник. Со спины, значит, от дома. Мы чуть не прозевали. Эд успел голоснуть, когда она уже поравнялась.
Следователь. Не обратили внимания: на улице Нечаев случайно не останавливался, не оглядывался?
Сотник. С какой стати? Впрочем, мы никуда не спешили. С разговорами, возможно, и останавливались, спорили.
Следователь. Вы отправили на такси Нечаева и сразу же назад. Сколько примерно времени вас не было дома?
Сотник. Ну, от силы минут двадцать, не больше.
Следователь. Как встретила вас Монастырская?
Сотник. То есть?
Следователь. Я хочу спросить, не была ли она чем-то встревожена. Возможно, хотела что-то сказать, сообщить.
Сотник. Ирина не такой человек, чтобы раздумывать, когда надо действовать. Вы так спрашиваете, будто она что-то скрыла от меня.
Следователь. Видимо, не сочла нужным поставить в известность.
Сотник. Вот как! О чем именно?
Следователь. Пока вы провожали Нечаева, у вас дома побывал еще один гость.
Сотник. Кто же, если не секрет?
Следователь. Полосов.
12
Следователь. Вот вы, Эдуард Павлович, глубоко убеждены, что хорошо знали Полосова.
