KnigaRead.com/

Сергей Абрамов - Тихий ангел пролетел

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Абрамов, "Тихий ангел пролетел" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

И тем не менее в приличном обществе зазорно было открыть свою принадлежность к гебе. Как высморкаться на пол. Все сразу вскакивали и тыкали пальцами: ату его! Даже те, кто сам получал пособия и льготы от лубянских щедрот. Тем более те! И когда провокационная пресса обвинила бывшего великого президента в том, что в юности, после колымского или какого-то там лагеря, он стал осведомителем гебе, а потом, когда гебе вставало из послевоенных руин, тоже не покидал его духом, а оно, восстановив силушку не без помощи коллег из гестапо, тайно поддержало секретного сотрудника в президентской гонке, когда некая газета опубликовала некие документики, скандал поднялся необычайный.

Некая газетка звалась «Солидарностью». Тираж у нее был вполне пристойным, тысяч триста, выходила она еженедельно и еженедельно полоскала Скокова, то публикуя воспоминания бывшего работника гебе, ныне пенсионера X., то печатая свидетельские показания внештатника гебе У., то обнародуя какие-то расписки в получении каких-то сумм за подписью, смутно похожей на подпись президента.

Скоков тут же подал в суд на «Солидарность».

А уже и другие газеты, уже и солидные «Известия», уже и прыткие «Московские новости», уже и немецкие «Бильд» и «Штерн» начали подхватывать, хотя и осторожно, обвинения «Солидарности», уже и ранимое общественное мнение начало настраивать себя против Скокова. Но никто его не смещал с приватного поста главы концерна «Сайбириа ойл», никто из нефтяных коллег не кидал камни в страдальца, а все они, серьезные люди, ждали-суда. И он, то есть суд, состоялся в назначенный срок и был сенсационным.

Защита привлекла в качестве свидетеля всесильного председателя гебе Олега Калягина. И он, отметим, пришел.

Он не защищал Скокова. Он просто заявил; что гебе не имеет каких-либо документов, подтверждающих либо опровергающих обвинения «Солидарности». Но он, Калягин, весьма удивлен, что бывшего президента обвиняют в честных, на просвещенный взгляд Калягина, и патриотических поступках. И кто обвиняет! Те, кто сам всегда поступал патриотично и честно. И бухнул на судейский стол толстые досье на главного редактора «Солидарности» господина Петрова-Миниха, на автора разоблачительных статей лауреата Государственной премии Двуглавого Орла господина Факторовича, псевдоним — Антон Рябинин, на главного редактора «Московских новостей» господина Топилина, депутата Государственной Думы и лидера фракции «Обновление». Бухнул все это, повернулся к опупевшим от нечастых гебистских откровений присяжным заседателям и сказал со слезой (артист был — прямо-таки Кин-старший!):

— Наше ведомство гордится тем, что лучшие сыны Отечества помогали и помогают нам в борьбе с врагами демократии, отвоеванной в кровавых боях с коммунистами. И бои эти продолжаются. Свившие себе гнездо в дебрях Африки, коммунисты не оставили преступных целей реванша и формируют без устали «пятую колонну» в многострадальной России. Но, пока есть такие люди, как господин Петров-Миних, как господин Факторович-Рябинин, как депутат Топилин и иже с ними, демократия, уверен, выстоит… А что до Скокова — не знаю. Не имел чести.

И ушел.

Сдал общественности отработанных агентов.

А Скокова спас, даже если он и был внештатником. Кстати, может, и был: сталинские лагеря — школа суровая, безжалостная, немногие не поддались искушению облегчить себе существование, начать стук. Потом, после оккупации Москвы, развала СССР, гебе было вроде бы разогнано, как уже здесь говорилось, а его штатные посажены в те же лагеря, в которые они сажали подобных Скокову. А кто и расстрелян. Но уже в сорок пятом немцы сами — с подачи шефа гестапо Мюллера — начали восстанавливать гебе, возвращать из лагерей его кадры, а те, возвратившись, вспоминали своих внештатников. Газетные публицисты и официальные идеологи всех режимов нежно называют подобные процессы преемственностью поколений.

Но о Скокове — после заявления Калягина! — никто и не вспоминал. Суд сам собой закуклился, свернулся и иссяк. Названные Калягиным господа, стараясь бесшумно, слиняли со всех постов и притаились, прикинулись ветошью. Ошеломленные газетчики, не знающие, о чем вопить, вновь вопили о всепроницаемости гебе — но что их вопли после «открытий» Калягина!

Умные люди в России легко скумекали, кто хозяин.

ФАКТ

Ильин, когда сидел в библиотеке, внимательно прочитал все об этой истории. Прочитал и сам себя зауважал: если верить председателю гебе и газетчикам, все кругом — сексоты. Павлики Морозовы, блин. А вот он, Ильин, устоял. Но об этом он сам знал — что устоял, а для всех его немногочисленных знакомцев? Для Тита, например? Для домохозяина? Для коллег по котельной?.. Ходил в гебе с регулярностью добровольца — вот и завербован, вот и стукач. И никому не докажешь, что его даже не вербовали! Кому доказывать! Кто поверит? Так, господа, не бывает. Не вешайте нам, господа, макаронные изделия на органы слуха. Гебе не прокалывается, а уж альтруизмом и вообще не страдает.

И, кстати, кто знает: а не отмечали ли те, кто поочередно пас Ильина, в своих сводках-отчетах-рапортах, что поднадзорный ими надежно завербован, обработан и регулярно дает наиважнейшие сведения? Никто не знает, никто не ответит. А гебе — российская структура, по-российски бюрократическая, стало быть, приписки и дутые факты — дело привычное.

Значит, будем считать Ильина неявным внештатным секретным сотрудником. Гут.

ДЕЙСТВИЕ

Ильин не умер, не стоит принимать всерьез любовь автора к иносказаниям. Но вот ведь и Ангел тоже не преминул вякнуть, пока Ильин разглядывал себя — нового! — в зеркале.

— Лучше бы ты и впрямь умер, — вот что, значит, ехидно вякнул Ангел.

И Ильин на мгновение подумал, что Ангел опять прав. Да и что еще он мог бы подумать, глядя на лысого человечка при усах и бородке клинышком, на растерянного маленького человечка в потертом синем костюме с непременной жилеткой на миллионе пуговиц, в галстуке в горошек, на весьма пожилого человечка, ибо работа Мальвины явно состарила Ильина. Человечек судорожно сжимал, мял в правом кулаке синюю же кепку; конвульсивно дергал рукой, хотел что-то сказать, но не мог: слова застревали на полдороге. Ан нет, одно словечко-имечко все же прорвалось, дрожало на выходе, и словечко-то довольно странное, непривычное здесь словечко, забытое, затертое, задвинутое на дальнюю полку, хотя и хорошо знакомое лично Ильину. Словечко было — Лукич. Имя такое или, скорее, кличка, под которой и в прежней и в нынешней жизни Ильина разбежавшиеся по углам народы Единого и Могучего знали простого, как правда, человека.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*