Николай Шагурин - Рубиновая звезда (Сборник)
До последнего времени работал инженером-конструктором в Институте новейшей электроники.
Личные приметы Возраст — 36 лет (родился 15.VII. 1931 г. в г. Санта-Барбара). Рост: средний, 175 см. Фигура: стройная, крепкого сложения, спортивная выправка. Плечи: широкие.
Черты лица: крупные, высокий отвесный лоб, нос с горбинкой, рот прямой, подбородок квадратный с ямочкой, растительность на лице бреет.
Цвет лица: смуглый.
Волосы: вьющиеся, светлый блондин, короткая спортивная стрижка.
Глаза: светло-серые.
Уши: овальные, мочки висячие.
Зубы: передние — полностью.
Речь: отрывистая, негромкая. В совершенстве владеет, кроме, родного языка, французским и немецким.
Обвиняется:
в государственной измене;
в принадлежности к тайной антиправительственной организации;
в подготовке террористических актов против руководителей государства.
Будьте осторожны при задержании!
Предупреждаем, что он вооружен!
8. ЧЕРНЫЙ КОТ
По ночам диктатор боялся. Если говорить правду, то он боялся и днем, но при дневном свете, на людях, он прятал это чувство под маской свирепости и высокомерия. Но когда гас свет в его опочивальне, во мраке возникали зловещие облики тех, на кого опирался его режим: седые рысьи бакенбарды полковника Кенэ Раста, командующего танковыми частями, бегемотообразная физиономия генерала Непо Кейроля, начальника особых отрядов «черных аксельбантов», костлявое лицо коммодора Флона (военно-воздушные силы), наконец, наглая рожа Каина Ратапуаля, с его усами в стрелочку и эспаньолкой, заплечных дел мастера, коварство которого было отлично известно Фуркалю. Оступись на шаг, зазевайся на минуту — и тебя сожрут.
Он боялся собственной жены Лаксам, которая, по достоверной информации, путалась с Ратапуалем.
Он боялся своей любовницы, звезды стриптиза Ариты; которая, по столь же достоверным сведениям, числилась в штате Ратапуаля.
Но больше всего диктатор боялся тех, кто строил, ковал, добывал уголь и уран, водил машины, сеял и жал, чей грозный голос доходил до него через бронированные двери, как эхо непрекращающихся забастовок и волнений.
На столике у кровати всегда лежали автомат и крупнокалиберный пистолет, а в стене у изголовья находилась тщательно замаскированная потайная дверь подземного хода. Он вел за пределы дворца и заканчивался в гараже, где наготове стояла мощная гоночная машина, оснащенная пулеметом и всем необходимым для переодевания и бегства инвентарем.
Когда диктатор изволил почивать, в комнате рядом дежурили два телохранителя, вооруженные до зубов. Но кто мог дать гарантию, что они не куплены Ратапуалем или Кейролем и в любой миг ночи не могут обратить оружие против Фуркаля?
В эти часы вынужденной бессонницы диктатор вставал, зажигал ночник, и глотал стаканом «Бохабос», адскую смесь шестидесятиградусного спирта и перечной эссенции, приправленную наркотиком. И в голове, затуманенной «Бохабосом», неотступно, жгуче возникала мысль о сообщении Дельфаса. При своих более чем скромных познаниях в области физики Фуркаль понимал, что, увлекшись подготовкой с возведением себя в императорский сан, он проглядел, прошляпил у себя под носом нечто чрезвычайно важное.
Мозг сверлили слова Дельфаса: «Ведь это лампа Аладдина!» Он повторял эту фразу тысячу раз. Тогда у него возникал гнев против Дельфаса, который, собственно, ни в чем не был виноват, и против канальи Ратапуаля.
А тут еще дурацкая история с черным котом. В очередную бессонную ночь в синем доме (фасад дворца диктатора был выложен ультрамариновыми изразцами) под кроватью Фуркаля раздалось истошное мяуканье. Диктатор зажег свет и полез под кровать. Так как он уже хватил изрядную дозу своего пойла, то ему показалось, что там мелькнула черная тень. Схватив со стола фонарик, он принялся высвечивать подкроватную территорию, но ничего, кроме серебряного ночного сосуда, принадлежавшего некогда папе Александру VI (Борджиа), ничего не обнаружил.
— Черт побери, у меня, кажется, начинаются галлюцинации, — пробормотал он, вытирая со лба холодный пот. Хлебнув еще порцию «Бохабоса», диктатор улегся. Через пять минут мяуканье повторилось. Фуркаль снова вскочил и совершенно явственно увидел в углу две фосфорические зеленые точки. Тогда босой, в пижаме, он пулей вылетел в соседнюю комнату. Телохранители вскочили, как будто катапультированные из своих кресел.
— Дьявол вас забери! — хрипел диктатор, красный, как стручок перца. — За что я плачу вам деньги?! Развели тут котов…
— Каких котов, экселенц?- в один голос спросили стражи.
— Черных! — заорал Фуркаль. — Черных котов! Разве вы не слышали мяуканье?
Телохранители недоуменно переглянулись.
— Нет, экселенц, мы ничего не слышали, — робко сказал один из них.
— Идите, поглядите. И, кровь из носу, найдите эту тварь, — бушевал диктатор.
Стражи на цыпочках вошли в спальню и стали шарить под кроватью и по углам. Они даже приподняли ковер, кота не было и следов.
— Пошли вон, олухи! — рявкнул диктатор.
Телохранители на цыпочках вышли из спальни и посмотрели друг на друга. Один из них выразительно щелкнул себя по горлу.
С тех пор кот стал появляться почти каждую ночь. Он то мяукал за оконной шторой, то в туалете, даже за потайной дверью. Была мобилизована вся дворцовая охрана, придворные детективы, лучшие силы из ведомства Ратапуаля. Были поставлены волчьи капканы (в один из них, кстати сказать, невзначай попался телохранитель Фуркаля) Все напрасно.
Неизвестно каким образом эта история просочилась за пределы резиденции диктатора, но вскоре в предместьях Санта-Барбары, населенных рабочим людом, зазвучала возмутительная, подрывающая основы, песенка. Ее задорный, бойкий мотив прилипал к памяти, как смола.
В синем доме
черный кот, черный кот…
Он кому-то не даст
спать!…
Деспот лезет
под кровать,
Чтоб того кота поймать,
заарестовать!
Детективов он зовет:
где же, где же, где же кот,
Черный кот?!
Изловить того кота
и оставить без хвоага!
Тра-та-та!
А коту, знать, наплевать,
черта с два его поймать,
Ах, прохвост, ах, обормот
черный, черный, черный кот!…
Песенку эту мурлыкали шоферы, крутя баранку, напевали шахтеры, вгрызаясь в угольную лаву, эти куплеты пели крестьяне на уборке урожая и пастухи в поле, продавцы зелени на базаре, словом, невдолге она стала достоянием всей трудовой Микроландии. Уличные мальчишки распевали ее во весь голос, конечно, на почтительном расстоянии от полицейских. А как-то ночью кто-то ухитрился намалевать черной масляной краской кота на стене дворца.
