Дэвид Вебер - Меж двух огней
Никто не ответил, и она повысила голос.
– Я спросила: «понятно»!?
Ей ответил нестройный хор согласия, и она кивнула.
– Хорошо. – Она повернулась, как будто хотела уйти, но затем остановилась. – Вот еще что, – спокойно сказала она. – Вундерман распределен в этот отсек потому, что у меня нет другого места для его размещения. Скоро к вам присоединятся полдюжины морских пехотинцев, и я советую вести себя хорошо. А в особенности советую позаботиться о том, чтобы ничего непредвиденного не произошло с техником Вундерманом. Если только ему случится обо что-нибудь споткнуться, я лично обещаю каждому из вас, что вы пожалеете о том, что появились на свет. Мне безразлично, как вам все сошло с рук на вашем прежнем корабле. И не моя забота, как вы рассчитываете выкрутиться на моем, – потому что, ребята, ничего у вас не выйдет.
Голос ее стал почти ледяным, она снова улыбнулась, повернулась кругом и вышла из отсека. Обри Вундерману захотелось (захотелось так, как никогда и ничего в прежней жизни) побежать за ней следом, но он понимал, что не может этого сделать. Он с трудом проглотил застывший комок в горле и повернулся лицом к остальным.
Штайлман смотрел на него с неприкрытой, жгучей ненавистью, и губы его шевелились. Обри собрал всю свою смелость, чтобы не попятиться. Он стоял, не сходя с места, изо всех сил пытаясь смотреть бесстрашно, и Штайлман сплюнул на палубу.
– Это еще не конец, сопляк, – тихо пообещал он.—Мы еще долго будем на одном корабле, а с сопляками часто происходят несчастные случаи. – Он стиснул зубы. – Даже с боцманами происходят несчастные случаи.
Он отвернулся и поволок свой потрепанный сундук к месту, которое ему указала МакБрайд, а Обри снова сел на койку и постарался унять бившую его нервную дрожь. Он никогда прежде не слышал такой омерзительной злобной ненависти в голосе, по крайней мере в свой адрес. Час от часу не легче! Он лично ничего не сделал Штайлману, но энерготехник чем-то липким и противным испачкал мечту Обри о том, какой полагается быть флотской службе. Как будто Штайлман загрязнил сам воздух, каким дышал Обри, и протянул к нему откуда-то из своей утробы темное, отвратительное, тошнотворное щупальце.
Обри Вундерман дрожал, пытаясь сделать вид, что ему не страшно, и отчаянно надеялся, что вскоре появится кто-нибудь из тех морпехов, о которых говорила МакБрайд.
Глава 9
Хонор Харрингтон сидела в своем командирском кресле и поглаживала одной рукой лежащего у нее на коленях древесного кота. КЕВ «Пилигрим» тем временем наращивал скорость, двигаясь к Центральному Узлу мантикорской туннельной Сети на восьмидесяти процентах мощности. «Вулкан» полностью разобрал прежнюю капитанскую рубку и, по возможности, переоборудовал ее в командный пункт настоящего боевого корабля, но одного взгляда на показания приборов лейтенанта Каниямы было достаточно, чтобы развеять эту иллюзию. Хонор сухо отметила: на максимальной мощности «Пилигрим» сумеет развить ускорение лишь 153,6 g.
Импеллеры судна вырабатывали две расположенные под углом друг к другу плоские гравитационные волны, которые удерживали в своем клиновидном захвате зону нормального пространства. Корабль плыл в этой нише, балансируя подобно серфингисту на гребне сильной волны, и, в принципе, мог мгновенно разогнаться до скорости света. Но незначительные практические соображения (например, тот факт, что вся команда корабля при этом превратится в месиво) удерживали кораблестроителей от крайностей, да и физические характеристики двигателя требовали, чтобы обе горловины импеллерного клина оставались открытыми – что тоже ограничивало максимальную скорость любого звездного корабля. Каким бы ни было максимально возможное ускорение, открытый нос клина означал, что приходится беспокоиться о межзвездном вещества и микрометеоритах. Антирадиационные щиты военного корабля позволяли ему развивать в нормальном пространстве максимальную скорость до 0,8 световой в обычных условиях (в гиперпространстве, где плотность частиц выше, максимальная скорость уменьшалась на двадцать пять процентов, а в районах с очень низкой плотностью межзвездного вещества становилась несколько больше). Но конструкторы торговых кораблей не хотели идти на издержки и многочисленные проблемы, связанные с генераторами такой мощности. Поэтому максимальная скорость торговых кораблей в нормальном пространстве ограничивалась 0,7 с , в гиперпространстве – 0,5 с … а «Пилигрим» был построен как торговое судно.
Тот факт, что горловина импеллерного клина была в три раза шире его кормовой части, объяснял то, что маневром-мечтой каждого тактика было «перекрестить Т»; сам клин был практически неуязвим для любого известного оружия, а с боков корабль прикрывали пусть и более слабые в сравнении с «крышей» и «днищем» клина, но все равно исключительно мощные гравитационные стены На достаточно близком расстоянии энергетические орудия могли прожечь бортовую защиту, но лучше всего было – пересечь курс противника, поскольку мощность бортового залпа была многократно выше, чем мощность орудий продольного огня, бьющих сквозь горловину клина. Так что больше всего Хонор беспокоила неуклюжесть ее громадного корабля – любой военный корабль окажется и быстрее, и маневреннее.
Максимальный уровень ускорения любого корабля зависит от трех факторов: его массы, мощности импеллера и эффективности компенсатора. Импеллеры и компенсаторы военного образца намного мощнее, чем дешевая аппаратура, установленная на торговых судах, а по размеру корабли класса «Караван» могли сравниться с супердредноутами. При одинаковых по эффективности компенсаторах корабль меньших размеров мог компенсировать больший процент сил инерции. Это объясняло, почему более легкие боевые суда могли убегать от более тяжелых, несмотря на то что максимальные скорости у обоих судов были равны. Корабль поменьше не мог двигаться быстрее, чем ему позволял антирадиационный щит, зато он был способен быстрее достигнуть максимальной скорости и всегда мог избежать боя, если его более тяжелому противнику не удавалось вовремя приблизиться к нему на расстояние выстрела. Однако у «Пилигрима» положение было намного хуже, чем у крупного боевого корабля, поскольку любой супердредноут его размера мог развить по сравнению с ним в два раза большее ускорение.
Все это означало, что «Пилигрим» маневрировал с ловкостью восьмидесятилетней черепахи и для того, чтобы заставить врага вступить в бой, потребуется немало ловкости и хитрости.
При этой мысли Хонор криво усмехнулась. Ко всему приходилось приспосабливаться, и она со своими капитанами часами обсуждала возможные тактические приемы, а затем они отрабатывали их на компьютерных тренажерах в условиях острой нехватки времени. Они использовали каждый час, который можно было выкроить для маневров из плотного графика подготовки к операции. Конечно, некоторые идеи на практике оказались неприменимы, но по мере того, как они осваивали свои корабли, Хонор чувствовала, как в ней растет уверенность, что одно существенное преимущество у них все-таки есть. Если «плохие парни» примут их за торговое судно, то можно не сомневаться в том, что они подойдут поближе. Для того и потребуется ловкость и хитрость – убеждать врага в том, что «Пилигрим» действительно жирная, сочная и беззащитная добыча – вплоть до того момента, когда противник уже не сможет уклониться от обстрела.
