Кир Булычев - Глубокоуважаемый микроб
Слова одетого Удалова вызвали сочувствие и понимание большинства делегатов, но любопытство все-таки пересилило, а так как это был съезд средних существ, которым, как известно, свойственна склонность к сенсациям, Ксении разрешили выйти на сцену.
Два Удалова стояли перед женщиной.
Один был неплохо одет (Ксения сама покупала ему этот костюм), причесан и положителен. Другой вызывал сомнение и даже раздражение. В глазах его сверкала дикость, как в далекие годы юности, он был гол, изранен и жалок. Но и он будил в ней какие-то родственные чувства.
– Ксения, – солидно сказал одетый Удалов. – Скажи свое положительное мнение, и вскоре мы вернемся с тобой обратно, к нашему семейному очагу.
– Хочется домой? – спросила Ксения.
– Мечтаю воссоединиться.
– Тогда ты и есть мой, – сказала Ксения, но палец ее, направленный было на одетого Удалова, замер, не поднявшись. Потому что она заметила на боку голого Удалова знакомую и любимую родинку. – Нет, – добавила она. – Раздетый тоже мой.
В зале поднялся гул.
– Да что же это получается! – не выдержал раздетый. – Мы теряем время, а микробы его не теряют. Тулия, скажи им, что я настоящий. Скажи, милая!
Девушка, поднявшаяся на сцену, несмотря на растерзанность внешнего вида, была прекрасна и молода. Она сказала уверенно:
– Со всей ответственностью повторяю, что раздетый Удалов настоящий.
– Ты сама ненастоящая! – крикнул одетый Удалов. – Ты микробная шпионка.
– Погоди, Корнюша, – остановила его Ксения. – А ты, голубушка, кем приходишься Корнелию Удалову?
– Я его друг, – ответила девушка.
– Друг, значит? – В голосе Ксении трепетал мороз. – А сама откуда родом?
– Я отсюда. Моя мама работает в гостинице…
– Дочурка! – раздался женский голос. По проходу к Тулии бежала, обливаясь слезами, ее несчастная мать.
– Мама! – Девушка кинулась матери навстречу.
Ксения остро взглянула на голого Удалова и уловила в его глазах томление. Томление относилось к девушке Тулии.
– Такой мне не нужен, – сказала Ксения. – Даже если настоящий. Мне отдайте положительного.
И, сделав выбор в пользу одетого Удалова, Ксения села на свободный стул, рядом со своим мужем.
– В дорогу, в дорогу! – призвал одетый Удалов делегатов. – Теперь-то все сомнения разрешены.
– Нет, не все, – вмешался тогда Николай Белосельский.
Он-то знал Удалова с детства, и потому голый и буйный Удалов вызывал в нем куда большие симпатии, чем положительный.
– Разрешите, я тоже кое о чем спрошу.
– Разрешим? – спросил председатель.
– Только чтобы это был последний вопрос, – согласились делегаты.
– Скажи мне, Корнелий одетый, – обернулся к нему Белосельский. – Как звали нашего учителя физики?
– Ах, какие мелочи! – быстро ответил одетый Удалов. – Я даже не помню.
– Карабасом мы его звали! – закричал голый Удалов. – А химичку Кислотой, а историка Иваном Александровичем…
– Хватит, – сказал Белосельский. – Еще один вопрос. Теперь к голому Удалову. Где я познакомился с твоей женой?
– Всю жизнь мучаюсь, – ответил Удалов. – Вернее всего, в пионерском лагере. Или в кружке юных натуралистов, где ты резал лягушек, а Ксюша разводила гладиолусы.
– Я ненавидел резать лягушек, – сознался Белосельский и пожал израненную руку голому Удалову. – Мы познакомились в кино.
– Безобразие! – заявил одетый Удалов. – Я протестую.
Но в этот момент Ксения, которая сидела, ласково положив руку на плечо одетому Удалову, совершила резкое движение, рванула пиджак на себя, и тот соскочил с Корнелия. И под пиджаком обнаружился золотой смокинг кузнечика Тори, синхронного переводчика. Вторым движением Ксения стащила с кузнечика маску и парик.
Кузнечик совершил громадный прыжок, стараясь скрыться от преследования, но голый Удалов был начеку. Еще мгновение – и Тори, затрепетав в руках Удалова, запричитал:
– Я ни в чем не виноват! Я жертва обстоятельств.
– Вызывайте врачей, – сказал Удалов. – Пусть они вынут из Тори паразита и исследуют его. Тогда нам легче будет найти способ бороться с этой опасностью.
– Не смейте! – закричал микроорганизм голосом кузнечика. – Я представитель суверенного народа!
Но к нему уже спешили врачи в масках и защитных халатах.
Удалов вернулся к Ксении. Ксения плакала.
– Ты когда догадалась, кисочка, что я настоящий? – спросил Корнелий у жены.
– А тогда догадалась, – ответила Ксения, – когда тебя эта тварь с длинными ногами стала всенародно защищать. Донжуан немытый!
И на глазах всего съезда Ксения отвесила любимому мужу оглушительную пощечину.
Разумеется, эта пощечина не помешала делегатам СОС избрать на последнем заседании Удалова почетным председателем Союза Обыкновенных Существ. Удалов был признан единогласно самым достойным и самым средним из всех средних существ Галактики. С тех пор его даже на самых дальних звездных системах официально именуют Председателем Космоса и Сокрушителем дракона, а любовно – Победителем паразитов.
Глава 25,
Вечером, перед отъездом домой, когда закончились ликования по поводу избрания Удалова на ответственный пост, а манифестация, карнавальные шествия и концерты самодеятельности уже догорали на улицах, Удаловы уединились у себя в номере.
Ксения зашивала мужу пиджак, порванный во время разоблачения кузнечика. Удалов разбирал бумаги: те, что пригодятся на Земле, откладывал направо, а те, что без надобности, – налево.
– Теперь мне с тобой сладу не будет, – сказала Ксения, откусывая нитку. – Что ни день – в космос, то на заседание, то на совещание.
– Нет, – ответил Удалов. – Пускай сами ко мне приезжают. У меня в стройконторе дел много.
– Будешь, будешь в космос гонять. К своей возлюбленной.
– Она мне не возлюбленная, Ксюша, – возразил Удалов. – Она только выполняла задание.
– А ты и распустил перья.
– Извини.
– Никогда. А то женись на ней, я не возражаю. Поселяйся здесь, занимайся общественной работой, воюй с драконами. Из-за меня небось ни разу с драконами не воевал.
– У нас, кисочка, драконов нет, – напомнил Удалов.
Но голос его был невесел. Какие-то рецидивы страстного увлечения Тулией сохранились. И хотя еще по дороге домой Тулия объяснила Удалову, что испытывает к нему чувство благодарности, чувство дружбы и чувство почтения, но не больше, что теперь она полностью отдастся учебе, чтобы забыть об ужасных и позорных месяцах плена, Удалову трудно было забыть, как Тулия расширяла прекрасные глаза при виде Корнелия и повторяла: «С первого взгляда… и на всю жизнь!»
