Алексей Бессонов - Концепция лжи
– Если сюда нагрянут правые, то будет разгром, – задумчиво произнес Макрицкий.
– Точный состав участников пока держат в секрете, – дернул плечами Каплер.
– Э?..
– Ну, по крайней мере в той его части, которая касается политиков. Ты в курсе какие тут сейчас меры безопасности? Сюда понаехали ребята из всех спецслужб стран-участниц. Ваши, кстати, тоже должны быть как наблюдатели.
– Наверное, раз так. Но я все равно никого из той конторы не знаю, так что мне в общем-то безразлично. А ты что, боишься всех этих мифических террористов?
– Ну, они не такие уж мифические, Лео… я слышал, что наши нынче носом землю роют, пытаясь расковырять их каналы финансирования.
– И как?
– Пока никак, насколько я знаю. Не переживай, скоро такие же появятся и у вас, мои дорогие славяне – тогда у тебя здорово прибавится работенки.
– Прям-таки у меня?
– Ну не у меня же. А в Москве, как обычно, разобраться, кто кому дает какие-либо деньги, еще сложнее. Ты же сам понимаешь, что для любых проверяющих органов в таких случаях, как у нас, все всегда абсолютно легально.
– Почему ты не задаешь себе вопрос, кому это на самом деле выгодно?
– Потому что ответ я знаю и так – по крайней мере, мне так кажется. Астрокорпорациям мало одной только поддержки на уровне общественного мнения. Нет, широкую публику следует постоянно поддерживать в разогретом состоянии, иначе уровень проблемы постепенно сползет вниз, и тогда брюссельцы начнут все сначала.
– Меня поражает ваш пессимизм, герр Фридрих.
Каплер изобразил кислое подобие улыбки и замотал головой, отыскивая одного из снующих по залу официантов – отель такого уровня, как «Альгамбра», по статусу держал большой штат прислуги, не считаясь с неизбежными профсоюзными заморочками.
– Погоди, – не дал ему открыть рот Леон. – Я эту гадость пить не могу, так что будем считать, что тебя угощают киевские банкиры… Принесите три бутылки крымского коньяку и чиз-кард полностью, в двух корзинках. За мой счет, – прибавил он, видя, что официант вдруг закатил на секунду глаза – о, крайне предупредительно, разумеется! – но все же достаточно отчетливо для того, чтобы наверняка небогатый государственный служащий, оказавшийся в отеле исключительно за счет налогоплательщиков, понял, что такой заказ выглядит не по чину.
Каплер понимающе цыкнул зубом.
– Признайся, твои карманные расходы за неделю соответствуют моему месячному жалованью?
– Имею на то особое распоряжение начальства, – очень тихо хихикнул Макрицкий.
– О, – двинул бровью немец.
При виде коньяка и роскошного набора сыров обитатели столика зашевелились, а полковник Никонов неодобрительно нахмурился, но разумеется, промолчал.
– Прошу, – театрально взмахнул руками Леон и потянулся к ближайшей бутылке «Кара-дага».
– Я, кстати, вовсе не пессимист, – произнес Каплер, разглядывая на свет содержимое своей рюмки. – Я самый что ни на есть реалист. Нас ждет долгое сражение, и закончится оно только тогда, когда хотя бы пятьдесят процентов всех межпланетных программ окажутся в частных руках. Остановить этот процесс, как ты понимаешь, невозможно. Через какое-то время мировые правительства потеряют основные рычаги давления на финансистов, и тогда им не останется ничего другого, кроме свободной продажи лицензий. Конечно, тормозить научный и технический прогресс они еще какое-то время смогут, но и тут цена вопроса – всего лишь лет двадцать.
«Пьян он, что ли? – подумал Леон. – Говорить о таких вещах в компании малознакомых людей… странный сюрприз».
Поймав его взгляд, Каплер загадочно усмехнулся и умолк.
* * *Официальное открытие устроители запланировали на десять утра. В без десяти огромный, сверкающий сотнями хрустальных люстр холл перед дверями конференц-зала уже гудел от множества голосов. Стараясь не упускать из поля зрения Никонова, к которому то и дело подходили знакомые чиновники и офицеры из различных европейских структур, Макрицкий скромно стоял в углу под пальмами – он здесь не знал практически никого, ибо астронавтов-экипажников, даже обремененных чинами, на конференцию пригласить не соизволили. Их мнение волновало официальный Брюссель в самую последнюю очередь.
Леон глянул на часы, соображая, хватит ли у него времени зайти в курительный салон, но тут распахнулись двери, и собравшиеся чинно потекли в зал. В это мгновение мимо Леона стремительно прошагал седоватый, грузный полковник украинских ВКС с рассерженным лицом. Где-то они уже встречались, но где и при каких обстоятельствах, Макрицкий вспомнить не смог. Пожав плечами, майор поспешил к своему временному шефу, уже оглядывающемуся в поисках нерадивого подчиненного.
– Я здесь, Семен Михалыч, – жизнерадостно отрекомендовался он, прекрасно зная, что лучший способ успокоить Никонова – это в очередной раз сыграть под идиота.
– Ага, – закивал тот, – ну идем, идем. Ты должен быть при мне, хотя бы на официальных мероприятиях, а то о нас там черт-те что подумают…
«Кто подумает? Что?.. – мысленно фыркнул Леон. – От уж баран, прости господи – кроме Устава, ни хрена промеж ушей не застряло!»
Как лицам наблюдающим, им полагались места в «задних рядах». Никонов, то и дело сверяясь с жетончиком, пробрался наконец по застеленной ковролином лестнице едва ли не на самый верх.
– Двадцать два – двадцать три, – торжественно объявил он и двинул вглубь, распространяя вокруг вонь недорогого японского парфюма и двуязычные извинения.
Леон дал себе слово не морщиться. Усевшись в мягкое зеленое кресло, он зачем-то проверил наличие на подголовнике заботливо припасенного для гостей обруча с акустикой системы перевода, удовлетворенно вздохнул и посмотрел наконец, что творится в президиуме. Там было довольно весело. За спинкой своего – центрального – кресла, в непринужденной позе стоял почетный гость: его величество король Испании Хуан-Пабло (его порядковый номер Леон в упор не помнил), и слушал наклонившегося к нему спикера Европарламента месье Анжелли. Спикер тряс вытянутой, едва ли не конусовидной лысой башкой и отчаянно размахивал руками. Остальные уважаемые господа, статус коих требовал их присутствия на сцене, уже занимали свои места, стараясь не обращать внимания на монарха и его собеседника.
Наверное, Людовик Анри Анжелли трясся бы и дальше, но к нему пластично, как кот к сметане, приблизился брюссельский министр науки и промышленности Бела Какоши и зашептал что-то в ухо. Спикер содрогнулся, огорченно махнул рукой и поплелся к трибуне – приветственная речь была за ним.
– Гхе-гхе!!! – загремело над ухом. – Дорогие друзья! Разрешите мне…
