Орда встречного ветра - Дамазио Ален

— И что скажешь?

— Что мне не часто доводилось видеть, чтобы так сухо метали. Как удар хлыста. Он даже виду не подал, просто ответный жест. У него очень сухой бросок.

— В кого он целился?

— В Караколя. И попал.

— Ветер небесный! Это очень плохой знак. Ты предупредила Эрга?

— Он его заметил, когда мы только поднялись на корабль. Эргу знакомо его лицо. А потом Фирост позвал Силена выпить по стаканчику и много рассказывал ему про Эрга. Только на этот раз он все выдумывал. Эрг готовится. Он думает, что, во-первых, этот тип как раз из Преследователей, а во-вторых, что он, скорее всего, тоже прошел Кер Дербан. Только его, вероятно, готовила Прагма.

— Это было бы самой плохой гипотезой.

— Это и есть самая плохая гипотеза, друзья.

x

У меня сердце встало на четыре секунды, пока я не убедилась, что это голос Эрга. Он не сразу показался, но

это точно был он. Он подобрался очень близко к нам, замаскировавшись в высокой траве, и подслушивал наш разговор. Он был невидим и бесшумен. Потом показался шершавый плавник его волос, впалые глаза, изогнутые крылья носа. Ровно на миг, чтобы нас совсем успокоить, затем он снова нырнул в траву, совершенно неразличимый для глаз.

— Что ты советуешь делать, Эрг?

— Ничего. Ждать, пока он себя проявит.

∂

Жалковатый на первом ходу, оркестр был в духе самой крикливой фреольской прогрессивности — фанфара, брызгающая гуашью. Они ворвались с вертотрубными силами, контрабасинами, натянутыми воздушными змеями, аккордеолами и арфами, все это было подкреплено время от времени фальшивившим ветряным органом, который громоздился в самом центре танцплощадки со своими пятиметровыми трубами, отверстия которых фреольские фланговики частенько забивали тряпками, видимо, воспринимая музыкальный разнобой как эхо собственной жажды разлада. Отчасти из любопытства, отчасти бросая вызов, мне предложили присоединить ресурсы моего свистяка к общему, не особо стройному гаму их композиций, и я, к своему собственному удивлению, согласился. Меня посадили в корзину воздушного шара, пришвартованного в нескольких метрах перед органом, в месте, где ветер был наиболее стабильным. И я не без удовольствия возвысился над праздником, наблюдая за необузданностью танцоров и за непрекращающимися метаниями бумов и льющимся с небес на головы вином, короче говоря, доброй частью того, что делало слегка несносным этот в остальном весьма добродушный праздник жизни. Добавьте к этому еще то, что меня регулярно снабжали хмелем и в промежутки относительного покоя пару раз дали затянуть долгое сви-

стящее соло, которое я модулировал, прокручивая свой самшитовый конусный барабан, вводя танцующих в состояние меланхолии, которое было мне весьма по душе. Композиций через шесть коммодор потребовал тишины.

— Дамы и господа. Почтеннейшие господа ордийцы! Покорнейше прошу вашего внимания! В начале нашего торжества было заявлено, что вас ждет нечто необычайное. Теперь же, когда с приготовлениями покончено, мы можем объявить начало нашей знаменитой игры в факел.

Радостные фреольские вопли сначала зазвучали угловато, но потом слились в гладкую, обтекаемую массу.

— Кратко напомню правила игры для наших друзей из Орды. Вокруг танцпола расставляется около сорока факелов. К ним незаметно добавляется еще три, их можно будет отличить по голубому пламени. Сигналом послужит гудок в свистяк нашего почетного музыканта, Боскаво Силамфра. По этому сигналу самые проворные из вас смогут, завладев голубым факелом, передать его тому, на кого падет их выбор — той или тому, кому они захотят выразить огонь своей любви. У счастливого избранника будет выбор: передать факел кому-нибудь другому или же вернуть его назад и тогда…

Сочное «ааааааххххх» разнеслось среди присутствующих.

— И тогда двое, таким образом нашедшие друг друга, объявляются парой. Их сопроводят наверх, в одно из трех установленных по случаю летающих гнездышек, в двадцати метрах над землей, с перинами, свежайшими простынями и покрытым бархатом балдахином, который будет оберегать их нежнейшую близость.

)

Я поднял голову и вместе с остальными обнаружил, что команда матросов и впрямь установила на достаточном

расстоянии друг от друга три розовых воздушных шара, под которыми были подвешены кровати с балдахином, в колыбели из ивовой лозы. Специальная система крыльев и заслонов стабилизировала сооружение и обеспечивала подвеску с экономичностью средств, которая многое говорила о мастерстве фреольских аэромастеров. Подошедшая ко мне Ороси оценила конструкцию по праву эксперта.

— Игра закончится, когда сложатся три пары. Не выдавайте себя сразу, пускайте факелы гулять по кругу! Будьте терпеливы и хладнокровны, достопочтенные ордийцы! Вы вскоре убедитесь, что наша невинная забава — это более тонкая игра, чем может показаться на первый взгляд…

¿'

Игра в факел, черт подери! Как забыть тебя я мог? Трубадурик, Трубаумник, неужто я повесил память болтаться у себя на поясе? Но верх предела, поверьте, состоит в том, чтоб первым схватить факел, ведь тогда, тогда что? Тогда все так, как будто сам огонь протягивает вам свой факел и вам ответно объясняется в любви, и это, это, это, это настоящая история любви. Да что я такое говорю? Это история души, чей пыл не угасает, и потом вы ощущаете себя любимым каждый раз, как возгорается новое пламя, поскольку — и все это неспроста, запомните! — первое пламя вам дано самим огнем. Я, впрочем, лучше покажу…

∫

Ага, вот я бы, например, расположился рядом с факелами (по ободу танцпола), в ажиотаже молодых фреольских задир… Устроил бы раздачу тумаков локтем (не по-злому), выслеживая, когда Силамфр крутанет свой барабан, и прыгнул бы в аккурат, схватив (одним ударом лапы) факел с подставки под изумленное ликование толпы. Тогда я подошел бы к Кориолис (не стыдясь и не хитря, не играя в отстраненность) и протянул бы ей факел.

Первым. Она бы покраснела под свист оравы воображал, посмотрела бы, как пламя факела потрескивает и трепещет на ветру, и отдала бы его мне (просто), оборвав столь ожидаемую другими цепь из бесконечных перебрасываний надежд. И толпа бы нас освистала или одобрила рукоплесканьями (нехотя). Но мы бы подняли глаза к маревам и увидели бы, как к нам нисходят белые крылья парапланов, чтобы унести нас отсюда…

Ну да ладно. Все вышло не совсем так. Караколь разработал с Силамфром специальный сигнальный код. Он прыгнул (за полсоломинки) до сигнала, в самую гущу Фреольских удальцов. Он первым выхватил факел. Матросы ухватили два оставшихся.

)

Что там ни говори, а Караколь был, есть и всегда будет Караколем, то есть чем-то фундаментально непредсказуемым. То, что он, смухлевав само собой, схватил первый факел из-под носа и едва пробивающихся пушком бородок молодых матросов, что начал потом театрально расхаживать, размахивая факелом вместо меча, изображая, будто его штормит, и проглотил целую флягу алкоголя, чтобы потом все это выплеснуть на факел, разбрызгивая облака пламени, все это оставалось для меня в пределах вероятного. Но явно не то, что он учудил после. Со временем одним из моих секретных развлечений стало пытаться угадать, что он собирается вытворить, зная, насколько его отвращала предсказуемость, незамысловатый или ожидаемый фарс, и в какой мере ему была присуща требовательность, столь редкая даже среди самых плодовитых трубадуров, к самобытной изобретательности, превращавшая в движущееся произведение искусства не его самого, я подразумеваю его тело и душу, но всю совокупность множащихся экспромтов, повадок и выходок, кото-