Филип Фармер - Протест
— Дело идет все хуже и хуже, — констатировал Паз. — Надеюсь, больше никаких трудностей у тебя не будет.
— Как будто я сам их себе создаю, — ответил Тингл, отключаясь.
Паз уже начал разговаривать таким тоном, словно он находился в точке кипения или в опасной близости от нее. Наверно, все-таки имеет смысл заявить в Совет иммеров: пусть проверят его на предмет эмоциональной устойчивости. Единственная неприятность в том, что в соответствии с существующими порядками подобное заявление Тингл должен направлять как раз через личный номер Паза. Можно, конечно, передать через шефа, который опекает его во Вторник, тогда тот проследит, чтобы информация дошла до Совета Вторника, а уж он отошлет материалы Совету Среды. Однако Совет Среды узнает о них только, когда сам Тингл выйдет из стоунера в следующую Среду.
По спине Тингла пробежала легкая дрожь. Сам-то он так ли уж спокоен и расслаблен? Да кто он вообще такой, чтобы кидать камень в Паза?
Тингл прошел в ванную комнату и, повернув колесико на своих часах, повысил громкость звонка, чтобы его можно было расслышать, принимая душ. Заперев дверь ванной, он положил пистолет на полочку. Вряд ли Кастор вернется, но оказаться вдруг в беспомощном положении Бобу не хотелось.
Внезапно задребезжал сигнал и начала моргать оранжевая лампа. Тингл выругался. Свет и звук исходили не от его часов, а от экрана как раз напротив ванной. Мыло выскочило из рук Он хотел было наклониться и поднять его, но передумал, выключил воду и потянул на себя дверь. Кто это может быть? Нокомис? Если по какой-то причине она вернулась домой раньше времени и его ждут крупные неприятности — будет очень непросто ретироваться от нее, чтобы связаться с Пазом.
Не понимая в чем дело, Боб почувствовал кусок осклизлого мыла у себя под ногой и, поскользнувшись, упал на спину.
Очнулся он в больничной постели. Широкое и прекрасное лицо Нокомис склонилось над ним.
— Нет, — пробормотал он, — я не буду столь беззаботен.
— Что ты сказал, дорогой? — переспросила Нокомис.
В голове у него была самая настоящая каша, но все-таки со слов жены он понял, что произошло. Ее вызвали прямо со сцены в самый ответственный момент репетиции. Однако не следует по этому поводу волноваться, попросила она, добавив, что он для нее гораздо важнее карьеры. Конечно, продюсер и коллеги-танцовщики очень на нее рассердились, но ему совершенно не стоит беспокоиться. Пошли они все к черту. Ей позвонили из больницы, и она примчалась, поймав такси. Она так счастлива, что он жив.
Однако она была удивлена, поскольку, как ей объяснили врачи, Тингла привезли к ним по анонимному вызову, причем звонивший воспользовался стрейнером — устройством, не позволяющим идентифицировать голос. Сообщив о том, что Тингл в бессознательном состоянии лежит в своей ванной, аноним назвал адрес, после чего сразу же отключил экран. Врачи скорой помощи, прибыв по указанному адресу, обнаружили дверь в квартиру незапертой (о поломке дверного замка она тем не менее не упомянула), а сам Тингл действительно лежал в ванной без чувств. Все это казалось ей очень странным.
Нокомис закончила свой рассказ. Она и в самом деле выглядела более подозрительной, чем расстроенной. Тинглу ничего не оставалось, как заявить, что он поскользнулся на кусочке мыла. Это все, что он помнит.
Служители больницы прикатили какую-то установку и приступили к обстоятельному обследованию его состояния. Спустя некоторое время пришел доктор, чтобы ознакомиться с результатами. Он сообщил Тинглу, что серьезных повреждений у него нет, и заверил, что домой он сможет отправиться, как только почувствует в себе достаточно сил. Однако не прошло и двух минут, как в палате появились двое органиков, заявив, что им надо допросить пострадавшего. Тингл слово в слово повторил то, что уже сообщил Нокомис. Вид у них был весьма решительный, а один даже заявил, что в следующую Среду придет еще раз.
После их ухода Тингл не смог сдержать стона в своей груди. Итак, в следующую Среду его снова ждет встреча с органиками. Если к тому времени он не придумает правдоподобного объяснения, которое могло бы их удовлетворить, а сделать ему это будет очень трудно, к нему непременно применят метод ультимативного расследования. Эта процедура была ему прекрасно знакома. Вокруг подозреваемого распыляют специальный туманистины, после чего человек переходит в состояние, органически несовместимое с ложью. Тогда он расскажет на допросе всю правду, о чем бы они его ни спросили.
И он в компании с остальными иммерами будет уничтожен.
— И когда только это кончится! — пробормотал он себе под нос. — Одна неприятность за другой, и чем дальше, тем хуже.
— Что, дорогой? — откликнулась Нокомис.
— Да нет, ничего важного.
К счастью, ей надо было сбегать в туалет. Пока она отсутствовала, он позвонил Пазу, который еще раз осыпал его кучей ругательств.
— Да прекратите вы! — резко оборвал его Тингл. — Через минуту вернется моя жена! Что со мной произошло?
Паз скороговоркой бросился объяснять. Обнаружил его агент, которого Паз послал ремонтировать замок. Тингл валялся в ванной. Агент спрятал пистолет Тингла в своей сумке, а затем позвонил в больницу. Боб быстро рассказал шефу о визите органиков и о неминуемом новом допросе.
— Думаю, этого удастся избежать, — ответил Паз. — Я отдам указание. Ну и дела! — Он сделал короткую паузу, а затем тихим, низким голосом добавил: — Для тебя, Боб, есть новости и похуже.
— Потом! — оборвал его Тингл. — Жена идет… — Прислушавшись к тому, что происходит в коридоре, он сказал: — Говорите быстро. Она остановилась в коридоре, беседует с кем-то.
— Поступила запись, — сказал Паз, — из вчера. Там говорится, что я должен тебе передать: Озма Ванг мертва. Не понимаю, что это означает, но…
— О Господи! — воскликнул Тингл. — Поговорим потом. Сейчас сюда войдет моя жена.
Он разъединил канал; рука его беспомощно свесилась с кровати. Он почувствовал внутреннюю дрожь. Какая-то сила пыталась вырваться из удерживавших ее пут и опустошить его душу. Это тоска, глубоко засевшая в нем. Это Джеф Кэрд скорбит по своей жене.
В палату вошла Нокомис.
— Ты с кем-то разговаривал?
— Нет. А что? — спросил он. Сила, пытавшаяся подняться внутри него, постепенно слабела.
— Я видела, как ты держишь часы у рта. Наверно…
— Нет. Я ни с кем не разговаривал. Просто рот рукой вытирал. Побойся Бога, Нокомис! Если бы людей классифицировали как падежи в грамматике, ты наверняка попала бы в винительный!
— Не обязательно быть таким чувствительным! — вспыхнула Нокомис, придавая лицу обычное для нее колкое выражение.
