Джеймс Уайт - Окончательный диагноз
– Итак, у меня все в порядке с головой и тело супермена, – не пытаясь скрыть злость, съязвил Хьюлитт. Наверняка его собираются выписать из госпиталя как симулянта. – Спасибо, что еще раз напомнили мне об этом, падре. Что мне вам еще рассказать?
Тарланин склонился к Хьюлитту и открыл рот. Впервые землянин увидел, какие у Лиорена острые и большие зубы. Хьюлитт поздравил себя с тем, что смог удержаться и не вскочить с кровати, рванув по палате куда глаза глядят. Поистине, тут можно было привыкнуть ко всему.
– Не знаю, – отвечал падре. – Что угодно. Что-нибудь такое, что, как вы, земляне, говорите, позволило бы мне «запустить зубы» в вашу проблему.
– З-зубы? – выдавил Хьюлитт, не отрывая глаз от открытого рта собеседника. Заставив себя хохотнуть, он проговорил:
– А знаете, у меня с зубами никаких проблем. Было кое-что, когда я был маленький, на Этле, но это пустяки. Мне было семь лет, и у меня начали прорезываться два коренных зуба, а молочные все не желали выпадать. Десны у меня болели, но я гораздо больше боялся, что зубная фея не положит мне под подушку денег за выпавшие зубы. Вы знаете про зубную фею? Ну, это я потом как-нибудь расскажу. Когда стал прорезываться третий коренной зуб, а молочный отказывался выпадать, наш стоматолог утратил всякое терпение и удалил мне все три молочных зуба. Затем мои зубы вели себя образцово, и всякий раз на подушке меня ждали деньги от зубной феи. Но наверное, это глупо – рассказывать вам про зубы.
– Кто знает, что в вашем случае глупо, а что нет, – задумчиво проговорил священник. – Но, пожалуй, я с вами согласен. Можете припомнить еще какие-нибудь не внесенные в историю болезни важные случаи?
Хьюлитт стал рассказывать, и чем дальше, тем больше вспоминал разных случаев. К его удивлению, в истории болезни фигурировали даже самые пустяковые эпизоды. Последовал нудный перечень обычных для мальчишки ушибов и порезов. Порезы и ссадины у него всегда заживали очень быстро, хотя некоторые из них поначалу казались такими глубокими, что их следовало бы зашить.
– В детстве и юности я не любил докторов, – сказал Хьюлитт. – Потому что они упорно прописывали мне лекарства, думая, что от них станет лучше, а все выходило с точностью до наоборот. Сначала мне показалось, что и Медалонт – не исключение, но он отменил все лекарства, и пока со мной ничего страшного не произошло, кроме сердечного приступа в первую ночь. Мне продолжать, падре? Вам такие сведения от меня нужны?
– Сам не знаю, какие сведения мне нужны, – признался Лиорен. – Да и услышь я от вас нужные мне сведения, вряд ли бы я понял, что это именно то, чего я жду. Но если все, что вы и множество лечивших вас докторов говорите, правда, и учитывая два имевших место необычных клинических явления, остается одно вероятное объяснение. Для меня оно более очевидно, чем для вас, хотя я и неохотно с ним соглашаюсь.
Тарланин еще ближе наклонился к Хьюлитту, и землянин заволновался: не упадет ли на него тяжеленный священник. Хьюлитт почти физически ощутил волнение падре.
– Пациент Хьюлитт, – спросил Лиорен, – являетесь ли вы членом религиозной секты?
– Н-нет! – вырвалось у Хьюлитта.
– До своей гибели при авиакатастрофе, – продолжал священник, – являлись ли ваши родители членами какой-либо секты? А ваши бабушка и дедушка? Вероятно, эта секта была крайне малочисленной, поскольку не могла расширить ряды своих последователей, существуя в окружении материалистов. Наверняка приверженцы этой секты придерживались высоких правил морали, были преданы своим верованиям и отличались непоколебимой верой. Вы тогда были очень маленьким, но, может быть, ваши родители все же наставляли вас в вере?
– Нет, – снова ответил Хьюлитт.
– Вы достаточно хорошо подумали? – возразил падре. – Подумайте как следует.
Он отклонился назад. Хьюлитт не понял, что это означает – успокоение или же разочарование.
– Простите, падре, – сказал он. – Вы ранее спросили меня насчет моего отношения к религии, и я отказался от вашей помощи. Я думал, вы сразу поняли, что я – человек неверующий. Так зачем же вы задаете мне столько вопросов на тему религии? Повторяю: я никогда не был верующим.
Хьюлитт ужасно обрадовался тому, что кровать загорожена звукоизоляционным полем – падре Лиорен заговорил настолько громко, что в противном случае его было бы слышно на другом конце палаты.
– Я задаю эти вопросы потому, что вынужден их задавать. Религиозные воззрения порой в значительной мере сказываются на психике пациентов. А в особенности я их задаю из-за того, что произошло сегодня ночью.
После вашего разговора с пациенткой Морредет, – взволнованно продолжал Лиорен, – пациентка, состояние которой до тех пор не внушало опасений, сильно разнервничалась, что в итоге привело к тяжелейшим спазмам. Вы помогали дежурной сестре удерживать пациентку, когда худларианка делала ей укол успокоительного. Затем у нее остановились оба сердца. Можно было бы как-то по-другому назвать ваши действия, но факт остается фактом – то, что вы сделали, называется не иначе как «наложение рук».
Когда прибыла реанимационная бригада, – чуть спокойнее проговорил падре, – реаниматоры пришли в ярость – второй раз за два дня их вызвали в эту палату, и оба вызова в итоге оказались ложными. Торннастор в полном изумлении, что редкое явление для главы Отделения Патофизиологии. Он попросил перевезти Морредет в его лабораторию для более тщательного обследования. Произошло невероятное. А пациентка Морредет счастлива безмерно, потому что на месте ранения у нее выросла новая прекрасная шерсть.
Лиорен немного помолчал, потом добавил почти извиняющимся тоном:
– Наш госпиталь славится тем, что тут непрерывно творят медицинские чудеса, но то, что случилось с Морредет, – поистине чудо. Даже я в недоумении.
А как вы все это объясните, пациент Хьюлитт?
Глава 15
Прошла неделя после перевода Морредет в Отделение Патофизиологии, и Хьюлитт заметил, как изменилось к нему отношение – но не в худшую сторону, так что жаловаться было нечего. Старший врач Медалонт одаривал его считанными словами. Он явно ничем не мог помочь Хьюлитту. Старшая сестра Летвичи вела себя почти что обходительно, сестра-худларианка не утратила дружелюбия, однако стала куда менее разговорчива. Когда Хьюлитт, Хоррантор и Бовэб попробовали сыграть в скремман втроем, землянину показалось, что его партнеры словно языки проглотили – если они, конечно, у них имелись. Все вокруг него, как любила говорить бабушка Хьюлитта, ходили на цыпочках.
Единственным, кто был готов подолгу разговаривать с Хьюлиттом, оставался Лиорен, чьи визиты почти всегда заканчивались горячими религиозными спорами, которые Хьюлитт, убежденный атеист, предпочитал именовать философскими диспутами. Что бы эти споры собой ни представляли, они помогали Хьюлитту скоротать время днем и давали почву для ночных раздумий. За это землянин был несказанно благодарен падре. Правда, когда Лиорен, как, например, сегодня, возвращался к разговору о том, что случилось с шерстью Морредет, Хьюлитт предпочел бы беседовать с кем-нибудь другим.
