Владимир Чистяков - М. С.
У грэдов право на титул дает награждение многими орденами. И не только.
Дворянство щедро раздается известным писателям, певцам, артистам да и прочим людям искусства. А моральный облик этих деятелей таков, что далеко не монахиня старшая дочь императора Софи характеризует их одним словом — извращенцы. И никогда не появляется на церемониях пожалования дворянства. Особенно высшего. Из принципа.
А эти самые новые дворяне страшно гордятся. И всячески стараются продемонстрировать внешние проявления своего статуса. Доходит до анекдотов: дорогие автомобили с нарисованными на дверцах гербами приобщенных к дворянству.
Правда, до умных людей всё-таки доходит, что вот так, жалуя дворянство направо и налево, император попросту издевается над порядком разложившимся институтом. Но есть разница между умением видеть необходимость перемен. И желанием их осуществлять. Да и умные люди, как обычно в меньшинстве.
Император же пока только шуточки шутит. Коня консулом вот только ещё не назначил. И право же, лошадь оказалась бы более достойной личностью, чем иные парламентарии и министры с губернаторами.
По крайней мере, большая любительница непарламентских выражений Марина именно так и думает. Да ещё припоминает, что любитель лошадей консульского сана кончил не очень хорошо. Дошутился.
Выходя на улицу, Марина поинтересовалась.
— Слушай, ты не помнишь, кто из нас троих вчера машину парковал?
Сордар некоторое время заинтересованно обозревает 'танкодром' , а потом изрекает.
— Исходя из того, что я чётко помню, как лейтенант всю дорогу отбирал у тебя пистолет, то, по всей видимости, мое высочество.
Физиономия у него в этот момент — только для парламентских дебатов. Марина хихикнула. Сордар — парламентарий! Слон в посудной лавке и то уместнее смотрится. Большей глупости нарочно не придумаешь. Даже на трезвую голову.
— Рождённый плавать ползти не может. Хана вездеходу.
— Это точно… Кошку ведь так и не догнали.
— Это за ней вездеход на дерево лез?
— Наверное.
— В следующий раз привози в столицу амфибию. И езди на ней по реке. Только смотри, мосты не роняй.
— Там кошек нет.
— Рыбок давить будешь.
— Они уже и так передохли.
— Печально. Нас не дождались.
Марина направилась к машине, но Сордар её остановил.
— Пистолет в кобуре? Глянь.
Она останавливается, достает оружие некоторое время с непонимающей ухмылкой разглядывает и наконец во всеуслышанье сообщает.
— А он вообще не мой. А где тогда мой?
— В машине, наверное, значит лейтенант у тебя всё-таки отобрал.
— А это чей?
— Ремень я такой где-то видел… Наверное это того… Жирного. Которого с балкона в бассейн скинул. Я его вроде за ремень хватал — проорал он заднему фасаду сестры, торчащему из вездехододеревянной конструкции. С пьяных глаз, фасад весьма и весьма неплох. Слышится какое-то шебуршание, лязг, брязг и отборнейшая ругань. Наконец, Марина возникает вся целиком. Кобура переместилась на другую сторону фасада. Ещё один пистолет засунут за ремень. Лоб в машинном масле.
Сордар протягивает платок, похожий на небольшую простыню. Она не сразу соображает зачем. Лоб Марина не столько вытерла, сколько грязь размазала.
Машины из императорского гаража. Когда они сели, Сордар говорит Марине:
— Знаешь, сестра, воля младшего Еггта, тебе всё-таки не за этим дана. Шутить с подобными вещами не стоит.
Она как-то странно взглянула на него и ответила.
— Это одна из моих последних шуток, Сордар, я не хуже тебя знаю, какими словами не стоит бросаться.
До дворца доехали молча.
Аудиенция назначена в малом кабинете нового дворца. Хотя дворцом здание можно назвать с большой натяжкой. Есть дворцы, служащие для представительных функций, ломящиеся от роскоши и чуть ли не до крыши набитые произведениями искусства. И есть административные здания наподобие этого, откуда, действительно, управляют империей. Как эта, внешне невзрачная постройка в одном из пригородов, фактически доверху набитая разнообразной радиоаппаратурой, впрочем постройка невзрачна только внешне, а на деле это уходящий на несколько этажей под землю шедевр инженерного искусства, бетонные своды подземных этажей вполне могут выдержать прямое попадание пятитонной бомбы. Надежно упрятанные под землю кабеля обеспечивают связь не только со всеми ведомствами в столице, но и резиденциями соправителей и ставками фронтов. А благодаря мощнейшим рациям связаться можно даже с пограничными частями охраны рыбных промыслов чуть ли не за Полярным Кругом. (Рыба за полярным кругом, конечно, есть. Да не в ней дело — полигон для испытаний творческих работ по преобразованию 92 и 94 элемента периодической таблицы там достраивают). Не дворец, а мозг, откуда по проводам, как по нервам разлетаются импульсы к различным частям огромного и очень сложного организма под названием Государство.
Охраны в приёмной нет. Зато по дороге вниз к высочайшему хватает кордонов. И на каждом делают запись, кто прошёл и во сколько. Через первый пост их пропускают, едва взглянув. На втором документы смотрят очень тщательно. На третьем посту Марину и Сордара просят оставить личное оружие. Надо — значит надо. Не те у них должности, что бы являться к императору в любое время. Он всё-таки в первую очередь глава государства, а только уж потом их отец.
Обстановка в помещении — ничего лишнего. Отделанные деревянными плитами стены. Диваны, оббитые чёрной кожей, столики со свежими газетами, прохладительными напитками и ящиками с сигарами, да пальмы в кадках. Присутствует и три бутафорских окна, за которыми просматривается парковый пейзаж. И в самом деле поверить можно, что за окном парк, и птички поют. В паре десятков метров под землей!
Ну, и перед пресловутой дверью, изготовленной по образцу и подобию двери тронного зала, два стола одного из секретарей императора. Естественно, записывает прибывших. К некоторому удивлению Марины, её и Сордара попросили немного обождать. Это-то при всем известной пунктуальности Саргона!
Марина только пожала плечами, и отправилась на диван, покуривать казённую сигару. В голове бродит хулиганская мысля: подойти к окну, открыть форточку, и стряхнуть на пейзажик, или как там это сделали, пепел. Исключительно из соображений — загорится или нет? А если да, то кто и как тушить будет? Или может, и открыть форточки не удастся, из-за бутафорских шпингалет?
Довольно скоро Марина обратила внимание, что секретарь явно как-то странновато-маслянисто посматривает на неё. Словно не может сообразить, за какие такие заслуги в эти апартаменты попала какая-то капитан-танкист с обожжённым и грязным лицом, и в форме, состояние которой вызовет немало вопросов у любого комендантского патруля. Вопрос может быть суток на двадцать пять ареста с содержанием на столичной гауптвахте. И звёзды тут вряд ли помогут. Или это его так заинтересовали некоторые детали содержания формы? Марина уже стала забывать как на достоинства обоих фасадов её фигурки ещё совсем недавно смотрели. Некоторые. До тех пор пока она различными средствами: мало литературными словами, ударами танкистских ботинок (в том числе и промеж ног), или упёртым в лоб (или иную часть тела) пистолетом не убеждала найти для обозрения какую-нибудь иную точку на горизонте, максимально удаленную от некоторых точек на её обмундировании, а так же отказаться от попыток установить, что находится под ним.