Геннадий Емельянов - Истины на камне
- Прекратить! - закричал я. Воины угрюмо отступили. Червяк Нгу со стоном поднялся, держась за плечо, одна его рука висела плетью вдоль тела, тем не менее он пытался держать осанку и не потерял достоинства.
Я сгреб Скалу за шею, подтянул, к себе с легкостью и шепнул на ухо ему злым шепотом:
- Будешь наказан! Непременно будешь наказан!
- Прости, Хозяин, кровь взыграла! - Однако в глазах этого жулика я не увидел ни раскаяния, ни сомнений, он, морщась, высвободился от меня и, поворотясь лицом к воинам (женщин и детей на этот раз в толпе не было), произнес скучным голосом:
- Хозяин только что велел передать: он найдет тот Камень, который весь в Истинах. Их нам хватит надолго. Завтра мы с Хозяином выступаем в поход к Большой Воде. Через неделю вы пойдете по нашему следу. Мы должны успеть до сезона дождей. За вождя останется воин по имени Суровый Лик. Так хочет Хозяин. Покажись нам, Суровый Лик!
Действительно, этот мужчина не отличался красотой - был он феноменально худ, сутул и лыс. Нос, почти круглый, торчал посередине его узкого лица как-то уж очень некстати, толстые губы лежали одна на другой, как два пирога, глаза его были узки и пронзительны. Суровый Лик сделал шаг из шеренги воинов и отступил назад.
- У нас все, - подвел черту Скала. - В яму пищу не кидать, пусть Пророк и старики спят с пустым брюхом. Такова воля нашего Хозяина.
2
Пустились мы в путь на рассвете, когда невеликое здешнее солнце еще не выползало на небо, покрытое недвижными тучами. Большой круглый люк гондолы закрылся за нами, и долго было слышно, как из промежуточной камеры с заунывным свистом и вздохами откачивается воздух. Нас было четверо; я, брат мой Скала, девушка Го и Червяк Нгу. Вчера брат мой пробовал весьма недипломатично отшить соперника своего от компании, но это было бесперспективное занятие: Нгу, сбитый с ног, тотчас же поднимался и шел за нами неотступно. Потом Скала потерял уже всякое милосердие, и пришлось вмешаться. Установился хрупкий мир, и Нгу, взятый мною под защиту, полную ночь шлялся по гондоле, и восторгу его не было конца - он все щупал, жмурился, цокал языком и привставал с расспросами. Я велел Голове спрятать куда-нибудь настырного парня до утра и хорошенько накормить. Так была временно решена проблема беспардонного Нгу. Я предвидел, что этот лиходей принесет еще немало хлопот, и все равно он пришелся мне по сердцу, и я жалел его, храбрейшего из храбрейших, неудачника из неудачников, я считал, что Нгу имеет полное и законное право на приключение.
Когда мы покидали гондолу, к нам присоединилась непонятая эта девушка Го. Она ни о чем не сказала, никак не объяснила своего намерения - пошла с нами, и точка. Я по-прежнему слегка боялся пустоты ее широко открытых глаз, имеющих свойство менять цвет: то они были желтые, точно такие, как у отца, спящего теперь в своем прозрачном саркофаге, то в них были малиновые отблески огня, то они наполнялись синевой весеннего неба, то чернели... Она еще будто дремала, но чужая воля не довлела уже над ней с прежней силой. Го просыпалась, и мир под солнцем был ей внове.
...Мы поднялись на холм, высота распахнула даль, окутанную дымкой. Слева был косогор, сбегающий к реке плавно, тот самый косогор, где я, кажется, много лет назад, спасал от неминучей смерти брата моего Скалу, облитого соком Белого Цветка. Я вспомнил, как несся к реке с дурацким мешком, который вытянулся и бил по пяткам, как потом купал спасенного в реке и был счастлив своей удачей и думал о том, что я теперь не один, что рядом со мной человек, умеющий говорить. Со стыдом подумалось еще о тех предстартовых часах на корабле, когда я ощущал себя старым, уставшим от жизни и жаждущим одиночества.
Я остановился на холме, чтобы подождать Го. Она не умела много ходить, и ботинки, подобранные в гондоле специально для нее, сильно натирали ей ноги. Страдала она истово, молча и отказывалась от помощи. Скала и Червяк Нгу неутомимо бежали впереди, они то сходились вместе, то отдалялись друг от друга, рыская по саванне, как охотничьи псы. Эти были в своей стихии, они почуяли волю и гордились ролью первопроходцев.
- Почему остановились, Хозяин? - Скала вернулся издали, дышал запалисто, круглое его лицо лоснилось.
- Разве ты хорошо чувствуешь себя без оружия? Где твое копье, где лук и стрелы?
- Ты не помнишь, Хозяин? Я все потерял в пещере, я хотел вернуться за оружием, но ты сказал; "Кому нужны твои палки!" Тебе было некогда, Хозяин.
- Видишь? - я показал рукой на рощу кривых деревцев.
- Вижу.
- Сейчас разожжем огонь и займемся делом.
- Хорошо. Но огонь добывать долго. И у меня есть нож, подаренный тобой, Хозяин...
- Тебе, вижу, не терпится идти?
- Не терпится, Хозяин!
- Сделаем оружие на всякий случай: места незнакомые начинаются, всякое может случиться.
- Ты хочешь, чтобы отдохнула эта ведьма? - Скала указал кулаком назад, туда, где старушечьим шагом плелась Го.
- Отчасти ты прав.
- Зачем ты ее взял. Хозяин?
Я пожал плечами: она, мол, никого не спрашивала, она вообще никого и ни о чем не спрашивает.
- Женщина приносит беду. Хозяин!
- Не болтай глупостей!
...Огонь я развел сам, и мы принялись за мужскую работу.
Червяк Нгу был в восторге, он запускал стрелы беспрестанно, бегал за ними, как олень, и к концу дня выматывался начисто, он исхудал и высох, будто старик. И еще Нгу, выяснилось, не любит купаться и мыть голову с мылом. Скала был уязвлен и не мог понять, как может не нравиться нормальному человеку чудеснейший запах земляничного мыла, как можно не чувствовать нежную легкость чистого тела. После купания, полагал Скала, однажды вполне заслуженно и по праву- стоит попроситься на небо, и чистого возьмут туда с охотой и без формальностей. А поганый Нгу смеет еще говорить, что мыло ест глаза и стягивает губы, что вода в речке холодная и ноги кусает рыба. И вообще, жил же он без мыла, предки его без этого прекрасно обходились, и он, Червяк Нгу, воин, вполне может дышать без всякого там мытья.
- Ты дурак! - говорил Скала с оттенком родительского снисхождения. - Кожа твоя покрыта грязью, на ней слоем лежит земля, ты покроешься травой с ног до макушки, и вместо волос у тебя будет трава, а оттуда, - Скала указал прутиком на ягодицы Нгу, - выскочит Белый Цветок, и тебя расхватают по- кусочкам все кому не лень.
Нгу слушал эти мрачные предсказания с искренним ужасом, хлопал себя по сухим ляжкам руками и тащился к речке по первому зову, после мытья придирчиво оглядывал тело - нет ли на нем земли, не взошла уже где-нибудь в укромном месте трава или, не дай бог, Белый Цветок не взошел ли? Постепенно, однако, Нгу озарялся здравым смыслом и прилипал ко мне с расспросами: бывает ли такое. Хозяин, насчет травы и прочего? Наверно, не бывает, потому что никто из воинов племени не плескается в речке с мылом и никто еще не оброс кустарником. Я отвечал в том духе, что Скала, наверно, наблюдал такие случаи...
