Евгений Филенко - Шествие динозавров
— Мой брат стал вургром?! — кажется, впервые за все утро самообладание изменяет императору.
— Твой брат — такой же смертный, как и все мы…
— Не тот ли это вургр, с которым якобы беседовал Змиулан?
— Это следует спросить у самого Змиулана.
— Но ведь вургр давно мертв. К чему поминать демона, когда он сгинул?
— Вургр не мертв. Его видели в городе.
— Я не слышал о новых жертвах. Или вургр излечился от жажды крови?
— Он утоляет свой голод, не вредя живым. Кто-то помогает ему…
— Кто?!
Я чувствую на себе насмешливый взгляд этой хитрой обезьяны. Сейчас он назовет мое имя. Пусть… Ни хрена он мне не сделает. Я вызван им же из Земли Теней. Выпроводить меня можно лишь убив наново. Еще месяц назад я рад был бы подставиться. И оборвать эту нелепую миссию, под благовидным предлогом развязаться с Ратмиром и его компанией. Но теперь — нет, ни за что.
— Это женщина. Дочь гончара. Ее зовут, кажется, Оанууг. Она настолько безобразна, что самый последний торговец не хочет сделать ее матерью своих детей. Человек не польстился бы на нее. Только вургр или…
«Долго ты будешь мотать мне нервы, сука?!»
— …или демон.
— Эта тварь должна умереть, — роняет император. — Но сперва она укажет нам логово вургра.
— Пусть и вургр умрет. Мне скорбны его мучения. Я хочу, чтобы его убили юруйаги. Все же, он брат императора.
— Юруйаги уже там, Солнцеликий…
Ты решил сыграть со мной в свою игру, жрец. Будто бы я и взаправду Юламэм, глиняный болван из вертепа. Тебе померещилось, что Юламэм своевольничает. И ты захотел поддернуть нити, на которых ему полагается плясать. Пусть я действительно сознаю себя болваном и веду себя как болван. Но у меня есть меч, чтобы перерубить все ниточки.
И явишь кровь свою, И явишь гнев свой,
И не станешь зверь Уэггд, И станешь человек,
Человек как мы!.
Все. Эксперимент закончен. Вы, там, в светлом нашем будущем, как хотите, но я в нем больше не участвую. Два человека в этом мире, только два, которые мне близки. Вургр, брат Солнцеликого, и Оанууг, дочь гончара. Сам император не в счет. Меня принудили отвечать за его жизнь. А за этих двоих я отвечаю по своей воле.
Какая-то частица моего сознания приглушенно взывает ко мне: уймись, ты же ученый, историк! Твое дело — наблюдать, собирать знания, а не вмешиваться, не хапать наживку вместе с крючком. А то, что это наживка, видно невооруженным глазом, ты же специалист по интригам, ты все эти хитрости на хрену вертел… Но одно дело, сидя в удобном кресле за столом, при уютном свете торшера, анализировать и смаковать хитросплетения чужой политической игры, которой напрочь противопоказана всякая нравственность. «Ах, подлецы, лихо загнули!. » И совсем иное — играть самому. Питать иллюзию, что играешь сам, а не тобой играют. Но я — та пешка, которая поломает всякую партию! Никакой я уже не ученый. Никакой не наблюдатель. Меня так умело подготовили, что теперь я более ниллган Змиулан, нежели историк Сорохтин. Теперь у меня эмоции впереди разума. Сила есть — ума не надо!.
Время безмерно ускоряет свой бег. Люди, вещи, события бешено проносятся мимо в багровом тумане, сливаются в сплошную пеструю полосу.
Итак, я оставляю свой пост и ухожу из тронного зала. За спиной слышатся тревожные возгласы. Наперерез мне спешит стражник — и в ужасе шарахается от моего меча. Путь свободен. Никто в этой империи не способен меня задержать.
Я иду по улицам, пустеющим на глазах. Пересекаю рыночную площадь. Крики разбегающихся торгашей, грохот опрокидываемых лотков. Оанууг права: передо мной катится волна страха. Оанууг, славная моя… только бы ничего тебе не сделали. Пру, словно танк… или носорог. По прямой, не отклоняясь. Гора пустых корзин — сметаю гору ко всем чертям. Трухлявая стена какой-то лавки — обрушиваю стену плечом. Позади меня с грохотом оседает набок и вся лавка.
Мастерская гончара. Двое черных латников возле входа. Они заметили меня за сто шагов и давно выцелили своими арбалетами. Стрелы с визгом летят мне навстречу. Медленно, трудно, как в толще воды, выношу перед собой меч и отбиваю их в зенит. Обе — одним движением. Сегодня мне это удается. Сегодня мне удастся все, что возможно и невозможно. Вопя что-то воинственное, загодя распаляя себя, юруйаги с отчаянием обреченных атакуют. Я прохожу сквозь них, ни на миг не задержавшись. Внутри гончарни тесно, темно и смрадно. Лезвие, свистя, синей бабочкой танцует перед моим лицом. Нет, уже не синей…
Наконец — тишина.
Я один стою во весь рост. Здесь больше некому даже хрипеть. Меч сторожко покачивается в приопущенной руке. Чудом уцелевший горшок вдруг падает с покосившейся полки и разбивается вдребезги.
Твои ладони — два щита драконьей кожи;
От злого глаза пусть защитою мне станут.
Твои колени — трон из дерева и меди;
Хотя б на миг да ощутить себя царицей!.
Оанууг исчезла.
А чего я, собственно, ожидал?
28
— …Что случилось? — слышу я до колик знакомый голос. Медленно поворачиваю голову на звук. Пусть видит, какие эмоции он во мне будит.
Ратмир стоит на пороге моей спальни. В обычном своем желтом трико, только морда сегодня особенно красная, как начищенный медный таз. И такая же широкая. Лежу и продолжаю молчать.
— Быть может, потрудишься встать перед старшим?
— Тоже мне «дед» сыскался, — обидно цежу я сквозь зубы. Вывести его из равновесия — главная задача. Иначе все снова, как и сто раз прежде, ограничится шуточками, нырками и уходами. Иначе его просто не расколоть. — Мне тридцать шесть, да еще шестьдесят семь. Сал-лага…
Впервые вижу, как в считанные мгновения его медная рожа начинает выцветать, тускнеть. Он даже изморозью покрылся от бешенства. Ему здесь никто так не хамил. Даже я.
— Тебя кто-то обидел? — наконец размыкает Ратмир сведенные челюсти.
— Ненавижу, когда из меня пытаются сделать дурака.
— Допустим, особенной нужды в этом нет. Ты у нас никогда интеллектом не блистал.
— Вот и верните меня на подобающее моему интеллекту место. Положите где взяли.
— А ты всегда стараешься заныкать долг? Мы всадили в тебя прорву времени и средств. Мы не дурака — классного резидента из тебя сотворили. Никакой ниндзя тебе в подметки не годится.
— Я к вам не просился. Сами сюда затащили. Работа, впечатления… Да на хер мне пал ваш раздолбанный император со всей его трепаной империей! Тайны эти ваши, лакуны… Держите меня как зверя, взаперти. Я ни черта не знаю о мире вокруг себя. Вам что — стыдно выпускать меня на волю? Есть что скрывать? За железным занавесом… А может быть, я не захочу работать на такое будущее!
