Алина Распопова - Считывание
И тут у меня в памяти всплыл эпизод, там в метро, когда я первый раз поехал с Лолией, чтобы она показала мне свою работу по считыванию. Тогда она просто смотрела на человека, а тот изменился в лице.
– Ты часто используешь запись?
– Нет, редко. Только тогда, когда я уверена, что это не вызовет никаких повреждений психики записываемого. Я не помню тот случай в метро, о котором ты сейчас подумал, но, вероятно, тогда я как раз стёрла из головы этого человека какую-то дурную мысль, зародившуюся недавно и не дававшую ему покоя. Так часто бывает, что люди в плохом настроении начинают выдумывать планы, как расправиться со своими обидчиками или как сорвать зло на ни в чём не повинных близких им людях, причем эти планы зачастую многие из них готовы привести в исполнение.
– А почему ты не можешь в таких случаях просто записывать им какие-нибудь общие установки или какой-нибудь позитивный настрой? Радость, любовь к ближнему, желание работать и справляться с трудностями – всё это могло бы придать сил любому человеку. Возможно, это помогло бы таким людям самостоятельно справиться с плохим настроением, и они без посторонней помощи выкинули бы из головы все негативные мысли.
– Нельзя записать человеку эмоции и чувства. Записываются только мысли и конкретные факты. Записать любовь, ненависть, радость или грусть невозможно. Это фантастика, – огорошила меня своим ответом Лолия. – Для того чтобы изменить отношение человека к окружающему его миру, требуется полное изменение его сознания. На сегодняшний день считывающие применяют всего лишь небольшую коррекцию мыслей окружающих или стирание некоторых мыслей, представляющих наибольшую опасность.
– И какие же мысли, по-твоему, заслуживают того, чтобы их удаляли? – продолжал я раздраженно допрашивать Лолию.
– Например, человек злится и у него возникает идея покалечить или убить обидчика. Такую мысль лучше уничтожить в самом начале, чтобы она не разрослась в план преступления. В головах людей мне часто встречаются дурные мысли об изнасиловании, воровстве или хулиганстве. Я думаю, вряд ли кто-нибудь из нормальных людей сочтет такие мысли заслуживающими право на дальнейшее обдумывание. Когда я удаляю их, то у человека возникает всего лишь ощущение того, что он о чём-то забыл, а на самом деле, таким образом нам удается предотвратить многие преступления. Вечером я пишу отчёт в управление и в любом случае, такие люди уже попадают под наше более тщательное наблюдение. Зачастую бывает так, что я уже сталкиваюсь с детально обдуманным планом преступления. Тогда простым стиранием его из памяти ограничиться не удастся. Мне приходиться разрабатывать в своей голове как бы антиплан и, знакомясь с подозреваемым, записывать ему свои мысли.
– А если тебе не удастся познакомиться с этим человеком и у тебя не будет достаточного времени, чтобы записать свои мысли ему? Ты позволишь ему тем самым совершить преступление, и будешь мучиться от чувства вины из-за того, что не смогла помочь жертве? Или не имея достаточного времени для записи, ты просто нарушишь его психику, вызвав более тяжелые и страшные последствия, дав вырваться наружу всем его страхам в более ужасающей форме. В такие моменты тебе не приходит в голову, что лучше бы ты не занималась считыванием?
– Таких моментов, чтобы мы не предотвратили преступление, быть не может. Если не удастся записать мысли, то я просто пойду традиционным путём.
– Каким?
– Просто вызову полицию до того, как преступление совершится.
– Ты скажешь им, что считала мысли и поняла, что тут должно совершиться? Полиция с вами заодно?
– Нет, они ничего не знают. Полиция – это всего лишь самая низкая инстанция правосудия, им ничего не известно о считывающих. Но если я скажу им, что преступление уже совершилось, то они приедут и своим появлением предотвратят то, что могло бы произойти. Есть и много других способов предотвращения. Когда я точно знаю, где лежит нож у преступника или в какую сторону он собирается бежать, не составляет большой трудности незаметно вынуть у него нож или заранее преградить путь.
– А если у тебя всё-таки не будет такой возможности? – продолжал настаивать я.
– Тогда мне ничего не останется, как воспользоваться последним методом.
– Последним? Каким?
– Я стираю мысли преступника, не думая уже о том, как это скажется на его психике. В таком случае я всегда стою перед выбором – жизнь человека или расстроенная психика преступника. Я думаю, в этом случае правильный ответ очевиден.
Лолия посмотрела на меня, и, вероятно, увидев мой растерянный вид, продолжила.
– Подожди, я покажу тебе кое-какие записи. Они помогут тебе понять, как я работаю.
Она ушла в комнату и вернулась через пару минут, держа что-то в руках.
– Это дневник человека, который был террористом, – сказала Лолия, протягивая мне изрядно потрепанную, старую тетрадь.
– Кем-кем был??? – удивленно переспросил я.
– Террористом, – отчетливо повторила для меня Лолия.
В моих руках оказалась потертая, зеленого цвета тетрадка. Я открыл первую страницу.
– Лучше начни читать вот отсюда, – Лолия перевернула пару листов. – Именно с этого момента. Здесь я обнаружила этого человека и начала с ним работать.
Я посмотрел на крупные каракули чужого почерка, оставленные на пожелтевшей бумаге в том месте, на которое указала мне Лолия.
«23 июня. Сегодня встречался с Хазифом. Он сказал, что есть задание для меня. Нужно взорвать бомбу в метро. Получил предварительные инструкции, завтра отправляюсь на осмотр линии».
– В этот день я встретила этого человека в метро, – услышал я где-то рядом с собой тихий голос Лолии. – Он сидел в углу вагона и, неподвижно глядя куда-то прямо перед собой, выглядел очень задумчивым. Хоть он и был погружен в свои мысли, но его взгляд был открыт и доступен для считывания. Через три секунды я знала план того теракта, который он обдумывал, а через пятнадцать секунд я знала всё об этом человеке. Мысль о бомбе сложно было уже просто стереть из его головы, он над ней постоянно работал, и она крутилась в его мозгу. К тому же я поняла, что в целях безопасности должна буду найти всю их шайку, а в голове этого человека вертелись только обрывочные воспоминания об их штабе, так как доставляли его туда с завязанными глазами. Мне оставался один выход – слежка и предотвращение. Я знала его адрес и знала, где могу встретить его на следующий день.
Лолия замолчала, а я продолжил читать.
«24 июня. Осмотрел девятую станцию. Людей достаточно много, в час-пик легко будет затеряться в толпе. Сумка не вызовет подозрения, рядом вокзал. Сажусь с сумками на своей станции, на девятой в толкотне оставляю одну из них в поезде, выхожу на следующей остановке. Сразу же поднимаюсь наверх. Чтобы дойти до следующей станции поезду потребуется минут пять, бомба взорвется через три. Завтра еду к Хазифу за бомбой»
