Эллен Датлоу - Секс с чужаками
Этот человек пропустил сарказм мимо ушей. Он наконец-то смотрел на меня и выжидал чего-то.
Я беспомощно поглядела на Джори и увидела, что глаза его полыхают страстью, какой я в них не видала прежде. Если это любовь, то любовь к чему? Если ненависть — к кому?
Я кивнула и к своему удивлению произнесла:
— Конечно, — а потом повторила, — да, конечно.
Неистовство вновь исчезло из глаз Джори только для того, чтобы смениться отстраненностью, слишком хорошо мне знакомой. Он сказал:
— Мы бездетны, господин Крейтон-Марк. Я отсутствовал пятнадцать лет. Моя супруга ожидала меня в анабиозе. Нашему единственному рожденному до контракта ребенку сейчас двадцать девять лет. Он очень любезный молодой человек, но он нас не знает и ему до нас нет дела. Кто может его в этом винить? Мы ведь его бросили, не так ли? Мы хотели бы попытаться вновь стать семьей.
Лицо у меня горело. Я не могла смотреть на них обоих. Как может Джори использовать меня подобным образом против этого человека? Как может он говорить о чувствах, которых никогда не испытывал!
Посмотрев, наконец, на гостя, я не смогла понять того, что увидела. Он уставился на Джори, на лице его царил хаос — как будто все, сказанное Джори, не имело для чиновника никакого смысла, будто вся эта речь была последним, что он ожидал услышать.
Позже я поняла, что то был вид человека, потрясенного встречей с безумием — видом безумца, речами безумца.
— Понимаю, — пробормотал, наконец, посетитель бессильно-усталым тоном, с потерянным видом.
Столкновение закончилось. Каким-то образом Джори победил. Стороны на прощание обменялись любезностями, и чиновник перед уходом выдал какую-то банальность о долге правительства по отношению к тем, кто принес великие жертвы на алтарь дипломатических и экономических интересов. При этом он подчеркнул слово «великие».
Герметичная комната была закончена две недели назад. Вчера прибыл груз компонентов крови. У меня по-прежнему есть вопросы, только самых главных из них десятки, но тут уж ничего не поделаешь. Я просмотрела все до единой ленты, доступные через межбиблиотечные банки и фирменные каталоги, и не желаю далее рисковать разоблачением нашей тайны, вступая в новые контакты со «специалистами».
Эти оставшиеся вопросы беспокоили бы меня, если бы Джори выглядел мало-мальски озабоченным. Но он спокоен. Должно быть, считает, что мы подготовились как надо.
Сегодня мы спорили о том, кто полетит на космодром. Я настаивала, что мы должны сделать это вместе, но Джори сказал — нет, это было бы нечестно по отношению как ко мне, так и к «мальчику». Я этого не поняла и так и сказала. Джори ответил лишь: «Мне понадобится какое-то время, чтобы подготовить его».
Мне досадно, что меня оттирают. Может быть, я уже ревную? Утром Джори сел в вертолет и отправился на космодром. Я провела день, доделывая последние мелочи в специальной комнате и в морозильниках с заменителями крови и запасом фармацевтических средств, которые должны позволить нам справиться с любой земной болезнью, способной поразить бедное существо. (Я закончила самостоятельные занятия. Я набралась достаточно храбрости позвонить еще двум экзобиологам — обоим из Сан-Диего — чтобы получить все необходимые нам сведения по хемопрофилактике. И уверена, что мне удалось это сделать, не заронив в них никаких подозрений).
Они уже здесь, а я даже не слышала, как они прибыли! Слишком была занята всем, что делается в последнюю минуту.
Сначала я заглядываю в крытый патио, ожидая услышать голос Джори, но не слышу ничего. Я начинаю поворачиваться, направляясь обратно в южный патио, с той мыслью, что Джори, наверное, понес его по кедровой лестнице в нашу спальню.
Я кое-что замечаю и останавливаюсь.
Фигура — она находится в тени, под стропилами патио. Я не могу рассмотреть ее отчетливо, а то, что вижу, совершенно непонятно. Фигура слишком мала, чтобы быть Джори; это определенно не Джори. Однако я знаю, что она слишком велика для того, что он описывал. Фигура стоит прямо, и это тоже совершенно неправильно.
Я медленно иду к ней и наконец останавливаюсь.
Я раскрываю рот.
Я не могу говорить, не могу кричать. Не могу даже завизжать от радости или ужаса.
Это МАЛЬЧИК. Совершенно настоящий, совершенно человеческий мальчик.
Он худ, несколько чрезмерно худ, и у него лицо Джори — как топор. У него такие же, как у Джори, иссиня-черные волосы.
Я вдруг понимаю, что в нем больше от Джори, чем когда-либо было в нашем Вилли.
Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза и с ними приходит понимание. Это ложь, которой я не предвидела. Нет, не было никакой инопланетной возлюбленной. Была просто женщина, обыкновеннейшая женщина. Может быть, на челноке, доставляющем экипажи к камерам. Или даже на Климаго. Приветница, диплос, или ходок, как и сам Джори.
Вот откуда этот мальчик, этот самый настоящий мальчик. Правда оказалась замечательной!!
Не знаю, почему Джори решил, что должен солгать. Я с такой легкостью, с такой признательностью приняла бы мальчика и без того.
Я делаю к мальчику еще один шаг и он улыбается. Он прекрасен! (Не будь суетной. Тебе ведь на самом деле неважно, есть ли в нем твои хромосомы?)
Вдруг врывается голос и у меня перехватывает дыхание.
— Поразительно, не так ли, Доротея. Догадываешься, как они это сделали?
Я оборачиваюсь к Джори, в глазах у меня мольба. НЕ РАЗРУШАЙ. ПОЖАЛУЙСТА, НЕ РАЗРУШАЙ.
— Не беспокойся, — говорит он. — Я обсудил все с мальчиком и все замечательно. Он вырос, зная правду, и он ей гордится. Как ему и следует, — Джори поворачивается к мальчику, подмигивает и улыбается. — Не так ли, Август? Ты куда больше об этом знаешь, чем твой папаша, верно?
Мальчик кивает и ухмыляется в ответ. Ухмылка его прекрасна.
Ухмыляется и Джори, продолжая:
— Угадай-ка, Доротея. Ничего такого, что люди не могли бы сделать и сами.
Я смотрю на мальчика. Мир кружится. Все, что я когда-либо знала или во что верила грозит обернуться ложью.
— Не знаю, Джори, — шепчу я.
— Клонирование! Обычнейшее клонирование! И ничего более сложного. Ты удивлена?
Мне нечего сказать.
— Она так хорошо это выразила в нашу вторую совместную ночь, — говорит Джори. — «Это самое малое, что мы можем сделать», сказала она мне. «Живой символ нашего нежелания смириться с эфемерной бесплотностью страсти», вот как она сказала.
— Он — целиком я, Доротея! — восклицает Джори, смеясь и сияя.
Я снова смотрю на мальчика.
— Я намерен оставить вас двоих наедине, — весело говорит Джори, — чтобы дать вам получше узнать друг друга. Наш вертолет остро нуждается в хорошей чистке!
