Геннадий Прашкевич - «Если», 2003 № 08
— Мама, Джек убежал, — пожаловалась девушка.
— Ну и слава Богу, — ответила мать с немалым облегчением. — Он на меня просто ужас наводил, твой Джек.
Даже сейчас, на расстоянии четверти километра, в утренней тишине я слышал их разговор совершенно ясно.
— Он вернется, — убежденно проговорила девушка. — Погуляет и вернется.
Я услышал пение мобильного телефона.
— Да! — сказала девушка. — Сережа, это ты?.. Мы уехали из города… На дачу к тете Вере, так было нужно… Не волнуйся, Сережа, у нас все в порядке… Никому ничего не говори, пожалуйста!.. Хорошо, приезжай, если хочешь.
— Не надо было ему говорить, где мы, — проворчала мать.
— Ну, мама! — обиделась девушка. — Это же Сережа! Ты готова всех подряд подозревать. Очень хорошо, что Сережа приедет, мы с ним сходим за грибами.
Пожалуй, все устроилось к лучшему. Этот неведомый Сережа послужит им защитой и поддержкой, теперь я могу уходить со спокойной совестью. Так бы я и поступил, если бы не ощущение неясной тревоги, зашевелившееся где-то в отдаленном уголке сознания. В состоянии Изменения мы становимся особенно чуткими — иначе нашему виду трудно было бы выжить в течение тысячелетий. И сейчас я ощутил запах опасности. Запах этот всегда означал, что я должен уходить. Но опасность не грозила немедленно, к тому же сейчас она была адресована вовсе не мне. Я сел и задумчиво обвил хвостом передние лапы.
Конечно, мы не должны вмешиваться в дела людей, если желаем оставаться незамеченными, однако мне не хотелось бросать девушку, в судьбе которой я уже принял участие. И она была так похожа на Лизу… От дома меня отделял всего лишь один ночной переход, до окончания Изменения оставалась масса времени. Я решил задержаться. К тому же мне нравился этот лес. Толстые сосны и ели, из-под кроны которых в солнечный день не увидеть неба, сменялись дубовыми и березовыми рощицами; маленькие болотца в оврагах были наполнены прохладной, вечно спокойной темной водой, а подлесок, где так уютно отдыхать после охоты, в иных местах совершенно непроходим для двуногих.
Лес звал меня с такой силой, что я не мог не ответить на его зов. Я побежал, заложив широкую дугу с центром в дачном поселке, и уже через сотню шагов наткнулся на свежий след дичи. Это был заяц — мускулистый неутомимый бегун в расцвете сил. Гнаться и настигнуть его, ощутить на зубах вкус живой плоти — вот что означает наслаждение настоящей охоты. В упоении погони я забыл обо всем, моя жертва увела меня глубоко в чащу, и лишь заканчивая трапезу, догрызая нежные косточки добычи, я вновь подумал о девушке.
Охота и возвращение заняли немало времени. Когда я добрался до поселка, уже смеркалось. К несчастью, мой недавний прыжок через забор на улицу угодил точно в середину стаи дворняжек, которая бегала по поселку, почитая себя его хозяевами. Жуткий вой и визг бросившихся врассыпную животных означал смертельный ужас, и этот сигнал был понятен всем живым существам одинаково. Хорошо, что ни девушка, ни ее мать не оказались свидетелями произошедшего, хотя поднявшийся тогда шум слышали наверняка. Чтобы его не связали со мной, прежде чем поскрестись в дверь, я минут десять пролежал в смородине возле крыльца дачи.
Друг девушки, которого она называла Сережей, был уже здесь: я почувствовал его запах, и он мне не понравился. Человеческий запах имеет множество оттенков. Он передает внутреннее состояние не в пример точнее и правдивее, чем лицо или голос. Именно поэтому, преуспев в искусстве изощренно лгать друг другу, люди не в состоянии обмануть даже комнатную собачонку. Радость и горе, боль и злоба, страдание и страх — все имеет свой собственный запах. Друг девушки источал острый запах предательства.
— Джек вернулся! — обрадовалась девушка, впуская меня. — Сережа! Это Джек, который меня спас.
Молодой человек посмотрел на меня с неприязнью и опаской.
— Какое кошмарное чудовище, — пробормотал он.
У него были длинные волосы и смазливое лицо с безвольным подбородком.
— Джек красивый и умный, — обиделась за меня девушка. — Не говори так про него. Он все понимает.
— Это меня и пугает, — негромко сказала мать.
В углу стояла предназначенная мне кастрюлька с какой-то человеческой едой. Я вежливо понюхал и отвернулся, показывая, что вполне сыт. Постукивая по полу когтями, я пересек комнату и улегся рядом с креслом девушки. Мужчина с некоторым усилием отвел от меня взгляд, возвращаясь к прерванному разговору.
— Ты должна отказаться от своих показаний, Лена, — убеждал он.
— Ну зачем тебе это нужно?!
— Но я не могу, как ты не понимаешь, — возразила девушка. — Я опознала его, я уже рассказала все, что видела.
— Наплевать! — воскликнул мужчина. — Ты скажешь, что ошиблась, что тебя ввел в заблуждение следователь, что ты находилась в состоянии стресса… да что угодно, в конце концов!
— И тогда дело закроют?
— Не знаю… да какое это имеет значение?
— Он преступник, — сказала девушка. — Он убил человека на моих глазах. Он и меня бы убил, если бы мне не удалось убежать. Ты хочешь, чтобы его выпустили, чтобы он ходил по улицам рядом с нами, как ни в чем не бывало? Чтобы он убил кого-нибудь еще?
— Как ты не понимаешь! — взмахнул руками мужчина. — Ну как ты не можешь понять? Тебе никогда не справиться с ними. Неужели тебя ничему не научил последний урок? Несмотря на все обещания следователя, они легко нашли тебя, и просто чудо, что все закончилось благополучно.
— Не чудо, — поправил девушка, — а Джек.
Мужчина поглядел на меня с явным отвращением.
— Джек, Джек! — раздраженно сказал он. — Даже эта зубастая тварь тебя не защитит. Если уж не смогла защитить милиция…
— Чего ты хочешь? — спросила девушка. — Чтобы я отказалась от показаний? Думаешь, это что-нибудь изменит? Они все равно не оставят меня в покое.
— Ты не права, Леночка! — торопливо проговорил мужчина. — Мне точно известно, что они не желают тебе ничего плохого. Они даже готовы заплатить.
— Откуда ты это знаешь, Сережа? — настороженно спросила мать.
— Просто знаю… — глаза его забегали. — Они отыскали меня, их человек со мной разговаривал. Он просил убедить тебя принять правильное решение. Поверь мне, с ними можно иметь дело.
— С ними? С убийцами? — девушка смотрела на него с гневным возмущением. — О чем ты говоришь?
— Да открой ты глаза, наконец! — воскликнул он. — Я тебя очень прошу! Посмотри, что делается вокруг! Неужели ты надеешься на какие-то перемены? У них деньги, сила, власть. Ну что мы можем сделать?
— Может быть, Сережа не так уж не прав? — вздохнула мать. — Действительно, что мы можем сделать? Сейчас такое время…
