Андрей Тепляков - Пустошь
– Что он делает? – спросила Анна.
– Не знаю. Что-то почуял, наверное.
Хорек снова пошел вперед. Он двигался с мягкой кошачьей грацией, и Анна, не отдавая себе в этом отчета, невольно залюбовалась им. Майкл тихим ходом двинулся следом. Хорек сразу же остановился и, не оборачиваясь, поднял руку в предостерегающем жесте. «Сабурбан» встал. Помедлив несколько секунд, Хорек двинулся дальше.
Минуты утекали одна за другой, и фигура на дороге становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в маленькую точку. Анна перебралась на кресло рядом с Майклом. Оба напряженно ждали.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросила она. – Хоть что-нибудь?
Майкл покачал головой.
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Я тоже. И это плохо. Думаю, мы подъехали к тому, что он называет язвой, но ни один колокольчик не звякнул, ни у тебя, ни у меня. Если бы не Хорек, мы бы попали в беду.
– Но ведь не попали. По крайней мере, пока.
– Да. Но без него нам не выжить. Это очевидно.
Майкл не ответил. Анна была права – они чужаки здесь. Слепые и глухие чужаки, и цена всем их предчувствиям – ноль. Если они не успеют вырастить себе такие же глаза и уши, как у Хорька, они погибли. Так или иначе.
А тот уже совсем скрылся из виду. Теперь оставалось только ждать.
Опустились сумерки, когда они решились, наконец, оставить машину. Прошло уже четыре часа, а Хорек все не возвращался.
– Что-то случилось, – сказал Майкл. – Его нет слишком долго.
– Что будем делать?
– Думаю, надо пойти за ним.
– Майкл, ты же знаешь, если он угодил в язву, нам ее не избежать и подавно.
– Это единственное, что мы можем сделать. Кроме того, он, может быть, ранен и нуждается в помощи. Я не хочу бросать его. Я никого не хочу здесь бросать!
– Это все слова. Если ты погибнешь, то уже ни о ком не сможешь позаботиться.
– Не погибну. Я буду осторожен.
– Темнеет, Майкл. В темноте опасно. Подожди хотя бы до утра.
Майкл раздраженно постучал ладонью по кузову «сабурбана». Звук при этом получился каким-то глухим, будто он постучал по бетонной стене.
– Ладно. Хорошо, – сказал он. – Ждем до утра. Как только взойдет солнце – выходим.
Глава 19
Линда проснулась от громкого звука. Она резко выпрямилась, так, что хрустнули позвонки.
– Извини, – сказал Гораций, убирая в карман носовой платок. – Когда приспичит чихнуть, тут уж ничего нельзя поделать.
В глаза било яркое солнце. Линда зажмурилась, и перед ее внутренним взором вновь развернулась вчерашняя гроза.
Огромное черное облако возникло у горизонта и стало расти, заливая равнину кромешной тьмой. Гигантские белые молнии мелькали одна за другой, ветвясь и сплетаясь в тонкие нити паутины. Еще немного – и эта дьявольская гроза проглотит грузовик вместе со всеми пассажирами, разобьет его одной слепящей вспышкой и унесется прочь, оставив на асфальте груду обломков.
Линда поморщилась и открыла глаза.
– Сколько времени? – спросила она.
Гораций глянул на часы.
– Около восьми. Не волнуйся, пока все в порядке.
– Мне снилась какая-то чертовщина.
– Бывает. Но сны проходят.
– Хотела бы я, чтобы все это тоже оказалось сном.
Гораций хмыкнул, но ничего не ответил. Линда посмотрела назад.
Гомер спал, завернувшись в старое одеяло и чуть приоткрыв рот. Он сменился около десяти часов вечера и скоро снова должен был занять свое место за рулем «форда».
– Линда, ты не сварганишь какой-нибудь завтрак? – спросил Гораций. – Брюхо уже полчаса как поет.
Линда сделала ему пару сандвичей, а сама позавтракала хлопьями. Грузовик напористо пожирал милю за милей под тихое гудение мощного двигателя.
– Сколько мы уже едем? – спросила Линда.
– Почти сутки.
– Как ты думаешь, мы найдем их?
Гораций пожал плечами.
– Пока еще никому не удавалось найти пропавших в Пустоши.
«Пропавших» – это слово обожгло, как горячий ветер. В нем было что-то безнадежное, что-то окончательное. Линда упрямо не хотела думать о Майкле так. Он был ее единственной надеждой. Если с ним все в порядке, если они вдруг найдут его, это значит… Значит, что и Бена можно найти. Пусть не сейчас, но когда-нибудь. Никто не знает наверняка, что происходит в Пустоши.
– Странно, – сказал вдруг Гораций. – Я всю жизнь ездил по этой дороге и уверен, что знаю ее, как свои пять пальцев. Но с тех пор, как появилась эта штуковина, ничего здесь не узнаю. Иногда мне кажется, будто я вижу что-то знакомое, но стоит приглядеться, как все тут же рассыпается. Такое ощущение, что она никогда не бывает одинаковой. Как та китайская река.
– Нельзя войти дважды в одну реку, – сказала Линда.
– Точно. Именно так.
Линда задумчиво посмотрела в окно, заметив краем глаза промелькнувший мимо знак. Нельзя дважды войти в одну реку, нельзя проехать дважды по одной и той же дороге. Это шоссе, что ведет от Санта-Розита до Кубы, как река – течет от одного места до другого – всегда разная, всегда новая.
– А у вас есть какие-нибудь приметы, что-нибудь, чтобы ориентироваться в пути?
– Нет. Ничего такого. Надо просто ехать вперед по шоссе, никуда не сворачивая. Когда появится перекресток, повернуть направо. Вот и все.
– И этот перекресток всегда… ну, всегда такой, каким был?
– Скажу так – он всегда есть. Иногда он четырехсторонний, иногда Т-образный. Но он есть, и правый поворот тоже.
– А вы не боитесь, что однажды этого поворота не будет?
Гораций кивнул.
– Да, мы думали о таком. Гомер говорил с Майклом на эту тему, и, как всегда, они ни до чего не договорились. Поворот меняется. Майкл видел это однажды. Мы с братом – несколько раз. Он меняется, как вывеска, но магазин остается на месте. Понимаешь, о чем я?
– Кажется, да.
– Майкл утверждал, ну, то есть, утверждает, что так будет всегда. Что-то он там говорил о структуре Пустоши, но он больше фантазирует, чем знает. Для него это вопрос веры. Он верит в поворот и все. Для него этого достаточно. И знаешь, что я скажу?
– Что?
– Так оно и есть. Для кого-нибудь другого этот поворот может и исчезнуть, но для Майкла он будет там.
– Почему?
Гораций почесал затылок.
– Не знаю, как сказать. Пустошь для него – это как дом. Он ждет каждую поездку, как парень ждет свидания. Да ты будто сама не замечала?
Линда припомнила свои встречи с Майклом, когда тот находился в Санта-Розита. В те дни он всегда бывал колюч и мрачен. С ним трудно было разговаривать, но Линда привыкла к этому и считала, что он просто такой вот человек. К тому же они мало общались. Но когда подходил день отъезда, Майкл преображался. Он сразу становился душой их маленькой компании. Сыпал шутками, смеялся, словом, вел себя как человек, предвкушающий скорое свидание. Она улыбнулась, вспомнив, как однажды он заявился к ней с цветами. «Моему диспетчеру», – сказал он. Перед поездкой он любил приходить к ней в магазин, садился на стул и начинал рассказывать все, что знал о Пустоши: новые закономерности, которые, как ему казалось, удалось обнаружить, очередные усовершенствования в машине. Он говорил и говорил – о Пустоши, и о машине, и так далее, и по кругу. Да, он определенно считал ее своим домом. Гораздо больше, чем Санта-Розиту. И ждал, когда, наконец, сможет вернуться туда.
