Сергей Волков - Чингисхан 3. Солдат неудачи
Сын Есугея-багатура не стал дожидаться трапезы. Приказав не следовать за ним, Чингисхан в одиночестве поднялся вверх по склону и в сумерках остановился рядом с огромным кедром. Здесь, сняв шапку, он набросил пояс на плечи, расстегнул одежду и принялся истово молиться, отбивая земные поклоны.
Монголы верили, что Тенгри время от времени является на Бурхан-Халдун, чтобы отдохнуть от всех дел. В окрестностях горы никто не охотился, не собирал ягоды, не брал топливо для костров. Священная гора была улусом Вечного Синего неба.
— Великий Тенгри, душами предков заклинаю — яви свою милость, — шептал Чингисхан, вглядываясь во мрак. — Дай мне знак, одари крепостью духа, помоги осилить задуманное. Народ твой ныне един и силен. Пришло время сокрушить врага, коварного Алтан-хана, стереть с лика земного империю Цзинь, сделать народ ее пищей для стервятников…
Все ночь до рассвета молился повелитель монголов. Наутро, обессиленный, он уснул меж кедровых корней и никто не потревожил его сон. Проснувшись после полудня, Чингисхан попил воды из глиняной бутыли, съел пресную лепешку и снова обратился к Вечному Синему небу.
Так продолжалось девять ночей. Сын Есугея высох, кожа туго обтянула потемневшее лицо. От слабости он еле двигался и мог говорить только шепотом. Но даже в таком состоянии Чингисхан продолжал молиться. Он ждал знамения.
И все прибывшие с ним нойоны и нукеры, верные слуги и сподвижники своего господина, тоже терпеливо ждали внизу, с тревогой поглядывая на лесистые склоны Бурхан-Халдун.
Утро девятого дня выдалось ясным, солнечным. Чингисхан проснулся и почувствовал, что ослаб настолько, что не может встать. Он лег на спину, раскинул руки и пробормотал:
— О Великий Тенгри, я готов! Все слова сказаны. Вода не может течь вверх, огонь не может гореть вниз. Я перепоясался мечом, дабы отомстить за кровь моих родичей, которых цари Цзинь предали гнусной смерти. Если я в своем праве, окажи мне свыше поддержку своею десницей, сделай так, чтобы здесь, на земле, люди и духи объединились для победы. Яви знак! Яви знак!
Ослепительная молния разорвала голубую ткань небес, ударив в вершину кедра, под которым лежал сын Есугея-багатура. Чингисхан зажмурился, нашарил на груди под одеждой фигурку волка и крепко сжал ее в кулаке. Высоко над ним трещало пламя, весело пожиравшее кедровую хвою.
— Благодарю тебя, Великий… — с закрытыми глазами произнес повелитель монголов.
Тяжело поднявшись, он подобрал упавшую горящую кедровую ветвь, и начал спускаться к лагерю.
Когда Чингисхан, пошатываясь, вышел из-под лесного полога, то увидел всех своих слуг, сподвижников и родичей, собравшихся на опушке.
— Тенгри с нами! — крикнул он из последних сил, размахивая пламенеющей ветвью. — Седлайте коней! Мы идем на Цзинь!
Великую стену монгольское войско преодолело без особого труда. Триста лет назад власть в Китае захватили кидани. Они сделали ставку в борьбе с северными кочевниками на упреждающие удары конницы и мало заботились о поддержании стены. Пришедшие им на смену чжурчжэни, основавшие династию Цзинь, придерживались такой же стратегии и укрепления на границах империи обветшали.
Войска Чингисхана встретились с передовыми отрядами цзиньцев на третий день после начала похода — и обратили их в бегство. У горы Е-ху, неподалеку от города Калган, путь монголам преградила императорская гвардия, отборные рубаки, не раз ходившие в степи и умевшие биться с северными варварами.
День выдался ветреным, ясным. Чингисхан, поднявшись на возвышенность, оглядел вражеские войска, перегородившие широкую долину. Доспехи цзиньцев блистали золотом, множество флагов плескалось на ветру, поднятые вверх копья казались настоящим лесом.
— Как хорошо, — сказал Чингисхан, указывая на неприятельскую армию, — что они все собрались в одном месте. Теперь не придется охотиться за ними по кустам.
Джебе-нойон захохотал, стегнул коня и умчался в передовой тумен. По его приказу десять тысяч монголов бросились вперед и ударили в грудь цзиньскому войску. Ударили, и, ощетинившись копьями, стали отходить, откатываться назад, увлекая за собой противника.
Гвардейцы, выдержав натиск монголов, не спешили пускаться в погоню. Они хорошо знали все уловки степняков. Нависшая слева и справа масса монгольской конницы могла легко отсечь увлекшихся преследованием и истребить их до последнего человека.
Но Джебе был настойчив. Остановившись в трех десятках шагов от цзиньцев, монголы пустили в ход луки. Туча стрел затмила солнце и смертоносным дождем обрушилась на ряды гвардейцев. Игольчатые наконечники пробивали доспехи, ранили и убивали лошадей. Не выстояв под обстрелом, войска Алтан-хана рванулись вперед, стремясь сократить расстояние и сразиться с противником накоротке.
Порядки цзиньского войска растянулись. Закованные в латы гвардейцы врубились в тумен Джебе, стремясь за короткий срок убить как можно больше монголов.
И тогда Чингисхан, наблюдавший за битвой со стороны, выкинул вперед правую руку, в которой была зажата фигурка волка. Повинуясь этому жесту, оба фланга монгольского войска пришли в движение и устремились на врага.
— Ху-у-у-р-р-р-а!! — вопили монголы, нахлестывая своих низкорослых коней.
Боорчу слева, Мухали справа — они набросились на цзиньцев. Воины Чингисхана использовали мечи и топоры, пренебрегая щитами. Над долиной повис оглушительный лязг металла, смешавшийся с воплями умирающих и конским ржанием.
Страх, источаемый волком, обессилил гвардейцев. Не выдержав монгольского натиска, они смешались и начали отходить. И в этот момент в тылу цзиньцев появилось два тумена отборнейших багатуров, совершивших накануне обходной марш по горам и ущельям. Не зря сын Есугея расспрашивал купцов, не зря своими руками отсыпал песчаную карту империи Цзинь! Гвардейцев погубила самоуверенность — и отличное знание Чингисханом местности.
— Тойру зам[19], — сказал накануне сражения Чингисхан. — Умный побеждает сильного.
Субудей возглавил тумены багатуров, совершил тойру зам, надежно запечатал долину — и началось избиение. К полудню все было кончено. Монголы собрали оружие, ободрали с трупов гвардейцев доспехи, отловили цзиньских лошадей и двинулись дальше — на город-крепость Сюаньхуа[20].
А их предводитель, сидя в установленной на большой телеге походной юрте, до вечера не мог разжать руку, в которой лежала фигурка серебряного волка.
Когда Чингисхан увидел стены и башни Сюаньхуа, то нахмурился, помрачнел и скрылся в своей юрте. Огромные, сложенные из каменных глыб бастионы можно было взять только с помощью осадных орудий и лестниц, причем на это ушли бы месяцы.
