Джеймс Фелан - Карантин
– Так происходит, потому что время не ждет: нужно спасти как можно больше выживших, помочь как можно большему количеству зараженных. Как спасли вас, как помогают тысячам других.
– Но ведь можно спасти всех! Почему никто даже не пытается этого сделать?
– Существует понятие очередности оказания помощи пострадавшим, – стал объяснять Пол. – Понимаешь, в случае непредвиденных обстоятельств начинают действовать особые инструкции…Я знаю, все это не по–человечески, но… Мне жаль, что так вышло с твоим другом. У всех нас есть друзья здесь…
Мы какое–то время молчали, и из–за этого постоянный шум стал еще заметнее, еще оглушительнее: гудение генераторов, от которых работало освещение, обогреватели, медицинское оборудование; гул вертолетов на взлете и посадке; разговоры, гомон сотен людей в лагере.
– Сколько в городе таких как мы? – спросила Фелисити.
– По предварительной оценке, около полумиллиона.
– Полмиллиона?
Я и представить себе не мог такую цифру. Хотя, чему удивляться: Нью–Йорк – гигантский мегаполис. Был. Я и малой его части не успел увидеть до атаки. Пожалуй, к лучшему, что я не представлял себе истинных размеров города, иначе сразу бы отказался от идеи выбраться из него самостоятельно. Я еще раз проговорил про себя громадную цифру, попытался представить, соотнес со своим трехнедельным опытом выживания: разум отказывался верить.
– Я не видел практически никаких следов живых нормальных людей, а вы говорите полмиллиона!
– Большинство пряталось по домам, квартирам, в массовых убежищах, – объяснял Пол. – Нью–йоркцам годами вдалбливали, как вести себя в подобных ситуациях, поэтому они всегда держат наготове сухой паек, несколько катушек клейкой ленты, рулон пленки и еще черт знает что. Говорят, только в спорткомлексе Мэдисон–сквер–гарден скрывалось полсотни тысяч человек, еще двадцать тысяч отсиживались в небоскребе Эмпайр…
Мысль о том, что меня окружали люди, казалась невероятной. Я погибал один на один со своей бедой, а город был полон: тысячи нормальных людей, таких же, как я, страдали от одиночества не меньше, а то и больше, чем я.
– Вы слышали что–нибудь об Австралии?
– Ничего. Знаю только, что в Лондоне, в Париже, в Москве, в Шанхае, в Рио – везде такие же карантины, как здесь, поэтому пока очень рано судить о масштабах.
У меня закружилась голова, как только я услышал, что пострадал весь мир. Но еще страшнее оказалось другое: уж если под удар попали такие крупные страны, то что говорить о маленькой беззащитной Австралии.
– А как вам удалось вытащить всех их на улицы? – спросил я. Друзья удивленно смотрели на меня. – Я имею в виду, как выжившие узнали, что теперь можно выходить?
– С завтрашнего утра начнут работать вооруженные конвои, которые будут расчищать дороги и постепенно, на автобусах, вывозить людей на север. Сейчас на улицах делают объявления через громкоговорители, разбрасывают с воздуха листовки, совсем недавно восстановили радиовещание, а через пару дней, после того, как появится электричество, заработает телевидение. Система медицинской эвакуации давно в строю, как видишь и слышишь.
Будто по заказу, прямо у нас над головами прогудел вертолет.
– Пол, ты сказал, что выхода нет, поэтому ночью бригады пойдут обстреливать Охотников…
Брат Фелисити кивнул.
– У меня там друг.
– Я знаю, мне жаль.
– Ты не понимаешь. – Я сел на кровати, трубка капельницы загнулась и лекарство перестало поступать. Я посмотрел сначала на Рейчел, затем на Фелисити. – Выход должен быть. Что–то можно придумать. Я уверен.
– Приказ отдан.
Я отказывался сдаваться.
– А если улучшение все же наступит?
– Не наступит.
– А если существует антидот?
– Джесс, вирус изучают в лаборатории вдоль и поперек. Сотрудники мединститута инфекционных заболеваний армии США работают по двадцать пять часов в сутки.
– Да, я видел их.
– Они приходили тебя осматривать?
– Нет. Мы встретились на Манхэттене несколько дней тому назад.
– Не может быть, – ответил Пол. – Они только сегодня впервые высадились здесь.
– Я тоже видела их! – быстро выпалила Фелисити. – Я была с Джессом. У них в военном грузовике стоял деревянный ящик, на котором краской была написана аббревиатура института. Мы видели, как на них напал дрон!
Пол выглядел сбитым с толку.
– Когда это было?
– Несколько дней назад.
Он растерянно произнес:
– Расскажите мне всё.
– Тебе не кажется странным, что на отряд американских военных, которые ехали по Манхэттену с ракетой, напал американский же самолет?
– Мы не знаем наверняка.
– Знаем, Пол, знаем. Это совершенно точно был американский дрон, – не сдавалась Фелисити. – Их уничтожили свои, потому что им нельзя было здесь находиться, нельзя было делать то, что они делали.
Было видно, что Пол никак не желает верить даже в вероятность чего–то подобного.
– Как ты думаешь, чем они занимались?
– Ученые института?
Я кивнул.
– Не знаю, – произнес Пол, глядя сквозь прозрачную стенку палатки.
– Может, избавлялись от вещественных доказательств? – выдал я версию, которую, среди прочих, мы обсуждали с Бобом и Даниэлем.
– Что?
– Они приехали, чтобы найти ракету, увезти её из города и спрятать, потому что она сделана в Штатах.
– Ведь похожая ситуация уже была, – вмешалась Рейчел. – Помните, с сибирской язвой? Тогда же доказали, что панику спровоцировали наши военные…
Пол отрицательно качнул головой.
– Не думаю. Зачем вывозить ракету, если ее можно просто уничтожить?
Я рассказал ему о том, как дрон попал в грузовик, о Калебе, который оказался слишком близко.
– А ты уверен, что они перевозили именно ракету, которая не взорвалась во время атаки?
– Да, абсолютно уверен. Мне так сказал Старки.
– Старки? – пораженно переспросил Пол, будто имя что–то значило для него. – Я его знал. Он был полковником, одним из лучших специалистов НИМИИЗа по инфекционным заболеваниям. Ты не перепутал имя?
– Нет.
– Как он выглядел? Опиши его.
Я выполнил просьбу, и, чем подробнее я описывал внешность Старки, тем больше мрачнел лицом Пол. Когда я замолчал, брат Фелисити только качнул головой и сказал:
– Не может быть.
– Почему?
– Потому что он погиб.
– Знаю, – тихо произнес я, с уважением вспомнив Старки. – Он умирал, когда мы виделись в последний раз.
Старки был ранен в живот, кровь текла без остановки, но даже несмотря на страшные предсмертные мучения, он старался спасти меня и предупредил, что последует за взрывом.
