Юрий Алкин - Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)
Катру помолчал. Слышно было, как он вздохнул. Потом сказал:
– Ну зачем же так: донес. Не надо придавать его действиям личный характер. Десятый просто сообщил нам о потенциальной угрозе, нависшей над экспериментом.
– Сообщил все подробности? – уточнил я.
– Все, – лаконично ответил он.
Больше говорить было не о чем.
– Спасибо. Спокойной ночи.
– Я надеюсь, вы не собираетесь делать глупости? – встревоженно поинтересовался он.
– Нет, все глупости уже сделаны, – тихо ответил я и нажал кнопку.
– Спокойной ночи, Пятый, – сказал он, когда я уже брел обратно в кровать.
Мне показалось, что в его голосе промелькнуло сочувствие.
* * *Я чувствовал, как во мне поднимается мутная волна ненависти. Мысли метались. Вот ведь подлец. Сидел, говорил, моргал своими глазенками. Понимающе улыбался. А затем пошел и все подробно изложил кому надо. До последнего слова все пересказал, память у него хорошая. Отличился, ничего не скажешь. Далеко пойдешь, парень. С такими лояльными осведомителями им действительно не надо за всеми следить. Ну, сволочь, я тебе завтра устрою! Мы с тобой побеседуем…
Тут я осекся. Вот до чего меня довело сообщение Тесье. Кому я собрался что-то устраивать? Зачем? Чтобы меня выставили за дверь? Хватит, один раз я уже не сумел рассуждать трезво. Эмиль оказался подлецом, но это не значит, что из-за него надо все терять. Да и стоит ли сгущать краски? Четко ведь было сказано: сообщать! Вот он и сообщил.
Сам не зная зачем, я помассировал виски. Нелепое движение, почерпнутое из кино. Все, что мне сейчас надо делать, – это взять себя в руки, перестать искать приключений на свою голову и быть Пятым. Им и только им.
А что должен делать Пятый посреди ночи? Правильно, спать и видеть седьмой сон. А вовсе не скрежетать зубами от бешенства. Я принял горизонтальное положение и натянул мягкое одеяло. Вот так-то лучше. А теперь Пятый закроет глаза и заснет. Потому что нет у него никакой причины бодрствовать. И хотя за ним никто не следит, ему надо спать. А то потом он выходит из этой комнаты и творит неизвестно что, забыв, что за ним наблюдают.
Почему творит? А потому, что человек, который его играет, – и-ди-от. Кретин. Но даже он может заснуть, для этого мозги не нужны. Хотя, как говаривал кто-то, обстановка к этому не располагает.
Где я слышал эту фразу? Не помню. Глаза слипаются. Вот странно – потерял столько денег, друг оказался доносчиком, а все равно тянет в сон. Да и не друг… И не доносчиком… Веки уже не поднять. Кстати, чего ради Тесье, с его психологическим образованием, сообщил мне о своем источнике информации? Я бы на его месте дал понять, что Старший Брат никогда не дремлет. А он вместо этого взял и выложил, что за мной уже не следят днем и ночью. Точнее, не следили. Теперь, наверное, опять будут. Но зачем он мне это рассказал? Я ведь теперь всех бояться буду.
Я широко открыл глаза, чувствуя, как начинавший было подкрадываться сон мгновенно улетучился. Зачем? А именно затем. Чтоб неповадно было. Чтобы не лез больше к Эмилю. Чтобы не смел даже подумать о подобном разговоре с другими. Чтобы был Пятым. Может, они все видели сами, а Эмиля приплели именно благодаря своему психологическому образованию. А бедный Эмиль вообще ни при чем. Поговорил со мной, поосторожничал и пошел себе, сетуя на странные запреты, которые не дают пообщаться со старым товарищем.
Если это все так, то кто поручится, что через неделю он сам не сглупит и не размякнет при очередной встрече с подлым Пятым? А подлый Пятый хитро посмотрит по сторонам и опять начнет бубнить о Париже и старых временах. А тут еще рядом окажется Зритель, и весь эксперимент пойдет прахом. Зато если мы подлому Пятому расскажем о том, что его друг – доносчик, он от этого друга отшатнется как от чумы. Разделяй и властвуй – старый испытанный метод. Вот мы и разделим и повластвуем.
Мне стало стыдно и досадно. Чем больше я думал о разговорах с Тесье и Катру, тем очевиднее мне становилось, что моя недавняя реакция была точно просчитана. «Эмиль тут ни при чем, – думал я. – Им манипулируют точно так же, как мной. Завтра мы встретимся, и я прочту в его глазах правду». Возвышенно звучит: прочесть в глазах правду. Или напыщенно. Все равно, надо будет не забыть эту фразу, когда буду писать книгу. Если буду писать… Отлетевший было сон подкрался опять и на этот раз победил.
Глава девятая
Следующим утром встретиться с Эмилем мне не довелось. Я завтракал дольше чем обычно, надеясь на его появление, однако он так и не пришел. После завтрака я провел несколько часов, слоняясь по секциям, но все безрезультатно. Эмиль исчез. Обед тоже прошел без него. Гадая, куда он запропастился, я не забывал оставаться веселым и общительным. Сегодня мне как никогда необходимо было продемонстрировать свою лояльность невидимым наблюдателям. Видимо, я даже немного перегнул палку, потому что Вторая заметила, что давно не видела меня таким радостным.
Пришлось на ходу изобретать правдоподобную причину, и я не придумал ничего лучше, чем сослаться на мифическую книгу. Услышав, что я закончил первую главу, заботливая родительница воспылала энтузиазмом и изъявила горячее желание ознакомиться с рукописью. Я мялся, изображал смущение и ломал голову над тем, что же мне теперь делать. В конце концов мы договорились, что я еще немного поработаю над текстом, но Вторая будет первой читательницей.
Избавившись от назойливой мамаши, я направился в Секцию Встреч и затаился в засаде в своем кресле. Диван в углу предоставлял более широкий обзор, но я не рискнул изменять в этот день своим привычкам. Прикрывшись книгой, я следил за проходящими людьми, справедливо полагая, что если Эмиль покажется сегодня на свет, то, скорее всего, мы пересечемся в этом зале.
Вокруг вяло бурлила бессмертная жизнь, после ночных событий казавшаяся какой-то фальшивой и бутафорской. Теперь искренность этих сияющих улыбок представлялась по меньшей мере сомнительной. Постепенно ожидание становилось невыносимым. Я чувствовал, что мне просто необходимо увидеть Эмиля. К счастью, воспоминание о потерянных деньгах помогало сохранять внешнее спокойствие. Конечно, надежнее всего было бы устроиться в каком-нибудь месте, откуда был виден вход в его комнату. Однако исполнению этого плана мешало два обстоятельства.
Во-первых, я до сих пор не имел ни малейшего понятия о том, где эта комната находится. Во-вторых, даже если бы мне это было известно, я не стал бы искушать судьбу, сверля взглядом дверь Десятого на глазах у Николь. День тянулся невероятно медленно, но все-таки подошел к концу. Эмиль не пришел. Питая слабую надежду на вечернюю встречу, я долго ужинал в компании Двадцатого и Адада. Они занудно излагали друг другу свои соображения по поводу какой-то новой игры. Вообще-то мне следовало проявить интерес к этому новшеству, но я не мог заставить себя это сделать. Постепенно их разговор перешел в спор о том, кто станет лучшим игроком. Было невероятно тоскливо слушать это бессмысленное препирательство, перемежаемое радостными бараньими улыбками. Наскоро дожевав еду я распрощался и ушел. Эмиля в этот день я так и не увидел.
