Роджер Желязны - Теперь мы выбираем лица
Что-то было не так, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться в своих впечатлениях.
Тишина, вот в чем дело. Стояла жуткая тишина, и лишь отзвуки моих шагов раздавались в ней. Исчез привычный звуковой фон, не было слышно шума и гула машин, стихли даже ленточные дорожки. Воздух казался намного более теплым, чем обычно, и не было в нем ни малейшего дуновения. Здесь было гораздо сумрачнее, чем всегда, хотя я мог разглядеть тускло освещенный участок далеко справа от меня.
Я подавил в себе любопытство по поводу источника этого света и продолжал идти в избранном мной направлении. В той стороне находился ближайший переходник, символ застывшего порыва, башня, уходящая корнями в хитросплетения нарушенных принципов и исчезающая в бесконечности. Я опасался, что мне придется пройти по ее спирали.
Не поджидает ли меня где-нибудь по дороге мистер Блэк, подумалось мне, возможно, зная, как мы пользуемся черными дверями, зная, что я приду в Крыло 5.
Было ли это безумной крайностью, на которую он пошел в своем стремлении уничтожить нас, или отвлекающим маневром? Было ли это частью давно продуманного плана, а наше устранение — лишь одним из второстепенных условий его осуществления?
В любом случае, теперь это не имело особого значения. Я настолько приготовился ко всему, настолько это было возможно при данных обстоятельствах.
Я пробирался сквозь затемнение. Чем оно было вызвано, аварией в подвале, или тем, что энергия была направлена куда-то в другое место в связи с какими-нибудь чрезвычайными обстоятельствами?
А что Гленда? Что ей известно? Какую роль она во всем этом играет?
Потом я застыл на месте и схватился за револьвер, наполовину вытащив его из кобуры. Что?..
Аккорд. Потом другой. Злая, напряженно пульсирующая музыка. Агрессивная. Резкое, отрывистое исполнение. Это внезапно ожил орган где-то в глубине слева недалеко от меня. Через несколько секунд я узнал эту музыку, странно звучавшую там, где подобало молиться и благочестиво размышлять: «Проклятие Фауста».
Конечно, я пошел на эти звуки. Существуют условия, при которых следует с почтением относиться к ненормальным явлениям. Неведение — вот одно из них.
Когда я по диагонали приблизился к входу, передо мной предстала странная и живописная картина. За клавиатурой органа восседал какой-то всклокоченный человек в церковном одеянии. Ему светил маленький канделябр, стоявший на инструменте в компании двух бутылок вина.
Я вошел. Он улыбнулся мне, закрыл глаза и с его лица исчезла улыбка, сменившись выражением такого ужаса, что у него даже отвисла челюсть. Пальцы его сбились, прозвучал заключительный диссонанс и он, дрожа, тяжело подался вперед.
Несколько секунд я простоял там в нерешительности, не понимая, что должен делать. Однако, он сам разрешил мои сомнения, подняв голову и опустив руки от лица. Он уставился на меня, тяжело дыша, потом сказал:
— Не томите меня неизвестностью. Каков приговор?
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Оказана ли мне милость? — спросил он, сначала опустив глаза к моим ногам, а потом отвернувшись к алтарю.
Я проследил за его взглядом и увидел, что все на алтаре разбросано, а распятие над ним перевернуто.
Я слегка пожал плечами. Итак, местный священник решил переметнуться на другую сторону. Стоило ли терять время на выяснение побудивших его к этому обстоятельств?
Возможно, решил я, так как совсем недавно, без сомнения, произошло что-то, оказавшее столь болезненное воздействие.
— Итак? — спросил он.
— За кого ты принимаешь меня?
Он лукаво улыбнулся и склонил голову.
— Я видел, откуда ты пришел, — сказал он. — Сделав свое подношение, я стал следить за черной дверью. Когда появился ты, я заиграл подобающую музыку.
— Понимаю. И чего ты хочешь этим добиться?
— Ты услышал меня, ты пришел. Ты знаешь, что я получу.
— Не испытывай мое терпение! — разозлился я. — Я хочу слышать, как ты это говоришь. Сейчас же!
Его глаза расширились, он бросился ниц и распростерся передо мной.
— Я не хотел обидеть тебя! — воскликнул он. — Я лишь пытаюсь угодить тебе!
— Чем вызвано это внезапное осознание того, что является самым подобающим и пристойным?
— Когда это случилось, и люди стали приходить ко мне с рассказами об этом ужасе… Я служил молебны. Люди все шли. Наконец, мне было дозволено взглянуть. До того, как погас свет. До приказа об эвакуации. Я увидел, что мы оставлены. Я понял, что мы отданы на уничтожение, и я подумал: «Поклонись маммоне неправедности, стань другом ее друзей и, когда это случится, они примут тебя в свою вечную обитель».
— Почему ты решил, что вы оставлены?
— За нашу самонадеянность, за нашу злобу, за наши тайные страсти…
— Я спрашиваю, что произошло?
Он поднял голову и взглянул на меня.
— Ты спрашиваешь о взрывах и об остальном?
— Да. И встань с пола.
Он с трудом поднялся на ноги и попятился. Когда он наткнулся на скамью, я кивнул и сказал:
— Садись.
Он сел.
— Взрывы, это было лишь несколько часов назад, — сказал он, — когда они пробили стену, они показали нам звезды… О, Боже! — Тут он смешно испугался, потом добавил, — извини.
— На каком уровне?
— Жилой Комнаты, — сказал он, поглядывая на свою бутылку, стоявшую на органе.
Я перевел дух. Хорошо. Это было на четыре уровня ниже, а Библиотека находилась ниже меня на два. Пробить стену насквозь… Какая же для этого нужна была взрывчатка…
— Что произошло после взрыва? — спросил я.
— Все бросились удирать, — сказал он. — Потом, когда каждый понял, что произошло, все бросились назад, чтобы посмотреть. — Он облизал губы, опять взглянул на бутылку. — Потом опять все бросились удирать, — закончил он.
— Не стесняйся и выпей немного, — сжалился я.
Он схватил бутылку, поднес ее к губам и запрокинул голову. Я смотрел, как у него под воротником дергается кадык.
Крыло 5. По крайней мере он выбрал довольно сносную планету для своей катастрофы; здешним воздухом можно было дышать, хотя в нем было что-то вызывающее раздражение, а температура была терпимой по ночам.
— И ты сходил и посмотрел? — спросил я.
Он опустил бутылку, кивнул и закашлялся. Потом, через несколько мгновений, он указал на алтарь.
— Я видел вечность, — сказал он. — Небо просто нигде и никогда не кончается. И я видел огни в небесах. Я чувствовал запах испарений из Преисподней. Люди кричали и падали без чувств. Другие проталкивались вперед. Некоторые бежали. Некоторые вышли туда и сгинули, думаю я. Наконец, они отогнали нас назад и прогнали с того уровня. Возможно, сейчас они уже это закрыли. Множество людей пришло в Храм. Повсюду идут службы. Я сам отслужил три. И чувствовал себя все более странно. Я знал, что наступил Судный День. Я знал, что мы все недостойны. Это конец. Дом рушится и небеса разверзлись. Человек — это ничтожное, никчемное существо. Я понял это, когда узрел вечность. — Он замолчал, чтобы сделать еще глоток, потом продолжал: — После своей последней службы, я понял, что не могу продолжать молиться об избавлении от того, что, я знаю, мы заслужили. Лучше принять это, решил я. И я пришел сюда, куда никто не ходит. Все остальные пошли вон туда. — Он жестом показал в направлении освещенного участка, там, конечно, горели свечи. — Здесь я сделал то, что считал самым подобающим, — заключил он. — Возьми меня, господин, — и он икнул.
