Андрэ Нортон - Рассвет в 2250 году
— Освободи мне руки, — сказал Форс, радуясь, что голос прозвучал так твердо и ровно. — Освободи мне руки, могучий герой, и твои кости будут глодать те, кто похуже ночных дьяволов.
В ответ на это последовала еще одна оплеуха, но прежде чем степняк нанес второй удар, его схватили за запястье и удержали.
— Позаботься о своей лошади, Сати. Этот человек защищался, как умел и как было эффективнее всего. Мы же не Чудища из развалин, чтобы получать удовольствие, мучая пленных.
Форс заставил свою гудящую голову попяться выше на дюйм, чтобы видеть говорящего. Степняк этот был высок — должно быть, даже выше Эрскина, — но он был более хрупко сложен. Его связанные для верховой езды волосы были темно-каштановыми. Чувствовалось, что он не зеленый юнец на своей первой тропе войны, а воин со стажем. Его четко обрамленный рот окружали морщины, и он казался более добрым.
— Теперь и другой очнулся, Вокар.
При этих словах командир отвел свой взгляд от Форса.
— Приведи его сюда. Нам еще долго ехать, до самого заката.
Опытная рука ударом ножа прекратила мучения дергавшейся лошади. Но, выполнив эту задачу, Сати поднялся и мрачно посмотрел на обоих пленников.
Люра! Форс бросил быстрый взгляд на траву, не выдавая своего интереса или озабоченности. Большая кошка исчезла, и, поскольку его пленители не упоминали о ней, она наверняка была жива. Они бы быстро занялись ее шкурой в качестве трофея. Если Люра на свободе и готова действовать, у них даже сейчас был шанс на бегство. Он уцепился за эту надежду, когда степняки крепко привязали его правую руку к его собственному поясу, а левую петлей прицепили к седлу одного из всадников. Не к Сати, как он рад был заметить. Сати вскочил на коня человека, которого Эрскин убил своим каменно-ременным оружием. Южанин нанес им еще потери. Потому что на нервничающих и беспокойных лошадей навьючили два тела. После короткого совещания двое из отряда отправились вперед, ведя за собой нагруженных лошадей. Охранник Форса ехал третьим в этой колонне, а Вокар с Эрскиным находились в самом конце. Форс оглянулся, но рывок за запястье толкнул его вперед.
Лицо южанина было в крови, и он шел с трудом, но непохоже было, что он серьезно ранен. Где же была Люра? Он попытался отправить ей мысленный призыв, но потом внезапно прекратил его.
Между Айри и степняками давно уже были прерваны всякие контакты. Но степняки могли знать о больших кошках и их отношениях с людьми. Самое лучшее — как можно подольше оставить Люру в покое. У него не было никакого желания увидеть, как Люра отдает свою жизнь за него, пришпиленная к твердой земле одной из смертоносных пик.
Колонна двигалась на запад. Это Форс заметил механически, вынужденный продвигаться вперед бегом вприпрыжку, когда лошадь, к которой он был привязан, переходила в легкий галоп Солнце ярко светило им в лица. Форс изучал знаки собственности, намалеванные на гладкой шкуре лошади рядом с ним. Это были знаки, используемые племенем, неизвестным его народу. И речь этих людей была пересыпана незнакомыми ему словами. Еще одно кочующее племя, может быть, преодолевшее огромные расстояний. Наверное, как и народ Эрскина, они были изгнаны со своей земли каким-нибудь стихийным бедствием и теперь искали новую территорию — или, может быть, их гнала вперед только врожденная неугомонность рода. Если они были чужими в этой стране, то их враждебности всяким аборигенам нечего удивляться. Обычно без формального объявления войны нападали только на Чудищ — нападали без всяких переговоров. Если бы только у него была Звезда — тогда бы он имел возможность высказаться, встретиться с их Верховным Вождем. Звездных Людей знали — знали и в далеких землях, где они никогда не бывали — и никто никогда не поднимал меча против них. Форс почувствовал старую досаду. Он не был Звездным Человеком — он был никем — беглецом, бродягой, который не смел даже просить о защите и покровительстве племени. Поднятая копытами лошади пыль покрыла его лицо и тело. Он закашлялся, не в состоянии защитить глаза и рот. Лошади спустились вниз по берегу и перешли через широкий ручей. На другой стороне они свернули на хорошо утоптанную тропу. Из кустов появился второй отряд всадников и прокричал вопросы, от которых зазвенело в голове у Форса. Форс был в центре внимания, и вновь прибывшие с любопытством рассматривали его. Они обсуждали его с прямотой, которую он пытался игнорировать, цепляясь за остатки своего хладнокровия. Он совсем не был похож на другого пленника — вот в чем была суть большинства замечаний. Они явно знали соплеменников Эрскина и не очень-то любили их. Но Форс с его странными серебристыми волосами и более светлой кожей заинтриговал их. Наконец, объединившись, обе группы всадников двинулись дальше, и Форс был благодарен им за эту небольшую передышку. Примерно через полмили они достигли лагеря. Форс был поражен панорамой далеко простиравшихся рядов палаток. Это был отнюдь не маленький семейный клан на марше, а целое племя или даже нация. Он подсчитал флаги кланов, висевшие над палатками суб-вождей, когда его провели по дороге, разделявшей на две части это широко раскинувшееся поселение. Их было десять штук, и множество других развевалось вдали по той же центральной дороге. При виде мертвых женщины степняков затеяли ритуал оплакивания, визгливо завыли над покойниками, но они не сделали ни малейшего движения в сторону пленников, которых отвязали от седел, связали нм руки за спиной и затолкнули в маленькую палатку, находившуюся в тени в личном кругу Верховного Вождя. Форс повернулся набок лицом к Эрскину Даже при тусклом свете он видел, что правый глаз южанина распух, почти закрылся и что небольшой порез на его шее затянут коркой из засохшей крови и дорожной пыли.
— Ты знаешь это племя? — спросил Эрскин.
— Нет. Клановые флаги и метки на их лошадях мне тоже незнакомы. Я думаю, что они пришли издалека. Известные Звездным Людям племена не нападают без предупреждения, за исключением того, когда они нападают на Чудищ, против которых мечи всех людей всегда обнажены. Это целый народ на марше, я насчитал знамена десяти кланов, но я, должно быть, видел только малую их часть.
— Хотел бы я знать, какая им польза от нас. — сухо сказал Эрскин. — Если бы они не видели выгоды в том, чтобы взять нас в плен, на нас бы сейчас пировали птицы смерти. Но зачем им понадобилось брать нас в плен?
Форс припомнил все, что он когда-либо слышал об обычаях степняков. Они очень высоко ценили свободу отказываясь осесть на любой земле и не позволяя никому сдерживать себя. Они не лгали — никогда и это было частью их кодекса законов. Но они также считали себя более развитыми, чем другие племена и отличались надменностью и гордостью. У них была склонность относиться с подозрением ко всему новому, и они были сильно связаны традициями — несмотря на все их разглагольствования о свободе. Слово данное степняком, было нерушимо он всегда выполнял свое обещание, независимо от того, что это могло повлечь за собой. И всякого, совершившего преступление против племени, торжественно провозглашали на Совете мертвым. С тех пор никто не должен был замечать его, и он не мог притязать ни на еду ни на жилье потому что для племени он переставал существовать.
