Аркадий Львов - Две смерти Чезаре Россолимо (Фантастические повести)
Некоторый шум все же произошел, и хозяйка, понятно, пожелала узнать, отчего он. Увидев в проеме Мака, девушка, которая и была здешней хозяйкой, ударила в ладоши и громко закричала:
— Браво! Браво!
На эти ее крики прибежали еще девушки, которые тоже закричали сначала «браво!», а затем, когда выяснилось, что двери никто не отворял новому гостю, а он сам попросту высадил их, запели в один голос известный марш:
Оц, тоц, перепертоц, киберы здоровы!
Оц, тоц, перевертоц, кушают компот!
Мак, совершенно потрясенный, уже приготовился к бегству, однако, хозяйка дома ухватила его за руки, подпрыгнула и, совершив немыслимый курбет, вскочила ему на плечи. Ее друзья тут же последовали за нею и повисли кто как изловчился на госте.
Мужчины, которые чуть замешкались в гостиной, теснились теперь в коридоре и громко рассуждали, что держать одновременно двенадцать человек — это сущий пустяк, и никакой особой силы здесь не требуется, поскольку при таком пространственном распределении тяжести возникает множество векторов, и эти векторы почти полностью уничтожают друг друга.
Мак со своим грузом едва протиснулся сквозь толпу мужчин и вышел на середину огромной, метров десяти в длину, гостиной. Девушки продолжали виснуть на нем, громко, будто они хотели при этом уязвить кого-то, восхищаясь его по-настоящему мужской силой.
Молодой человек, по имени Мур, первый отозвался на оскорбительные намеки и заявил, что в наш век, когда каждый может обзавестись домашней атомной электростанцией, по меньшей мере, странно и непрактично превозносить физическую силу индивидуума.
— Человека сделала человеком не его физическая сила, — просто, безо всякого нравоучения закончил Мур, — а его интеллектуальное превосходство.
Молодые люди, протирая очки, сказали, что мысль Мура верна в своей основе и единственное, в чем она нуждается, — это более развернутое изложение. После такой оговорки вполне уместно было перейти к более развернутому изложению, однако этому помешало следующее обстоятельство: хозяйка дома внезапно спрыгнула, да так ловко, что остановилась, как вкопанная, в пяти сантиметрах от Мура, выпрямила правую ногу и подсекла молодого человека у щиколотки.
Мур упал на спину, затем встал на четвереньки и, разыскивая свои небьющиеся очки, возразил, что прием самбо-W, которым воспользовались против него, — тоже приобретение человеческого интеллекта, потому что ни одно животное, даже окапи, не знает самбо-W, и, стало быть, главный тезис — о примате интеллекта — остается незыблемым.
Хозяйка дома помогла Муру сыскать очки и встать на ноги. Мур нисколько не нуждался в этой помощи и решительно отказывался от нее, но хозяйка дома стояла на своем: она утверждала, что помощь, хотя и представляется физическим действием, — тоже приобретение интеллекта, а вовсе не примитивная мышечная сила.
Тем временем Мак попытался стряхнуть с себя живой груз, который, как замечено было еще в сказках Шехерезады, по истечении некоторого времени обнаруживает стремление закрепиться навсегда в своем выгодном положении. Освободиться оказалось, однако, много труднее, чем можно было судить по первому впечатлению, к тому же Мак не обладал смекалкой хитроумного Синдбада. В этих условиях ему пришлось воспользоваться примитивной физической силой, чтобы избавиться от объятий, утративших уже не только свое первоначальное очарование, но и свою безобидность.
Вторая попытка принесла Маку удачу. Барахтаясь на полу, девушки негодовали на австралопитека, которому бог дал силу, но не дал разума. Хозяйка вступилась за Мака, причем это было не формальное заступничество гостеприимства, а очень искренний, очень личный порыв.
— Кто против моего гостя, — недвусмысленно объявила она, — тот против меня.
Мужчины деловито, без лишнего пафоса, воскликнули «браво!», девушки же единодушно заметили, что такая поддержка вовсе не говорит в пользу женщины — скорее даже наоборот. Почему именно наоборот, они не объяснили, тем не менее мужчины понимающе заулыбались, хотя всячески делали вид, будто этот обмен мнениями — сугубо внутреннее дело женщин и никакого касательства к ним, мужчинам, не имеет.
Один Мак сохранял простодушный вид человека, который в самом деле ничего не понимает. Со стороны казалось, что он, несмотря на поддержку хозяйки дома, чувствует себя одиноким в обществе незнакомых людей. Мур подошел к нему, положил руку на плечо и тепло сказал, что здесь все свои и пусть он, Мак, чувствует себя, как дома.
Последние слова — насчет дома — произвели на Мака странное действие: вдруг, как будто под ногами у него сработала пружина, он взлетел под потолок, ухватился за люстру левой рукой, стремительно, вроде акробата, работающего под куполом цирка, завертелся вокруг своей оси и во мгновение, когда, казалось, ничто уже не остановит его, перелетел на шкаф, оттуда — на книжные полки, так что все ахнули, затем вернулся опять на люстру.
Все это представлялось в высшей степени невероятным — девушки и мужчины воскликнули хором: не может быть! — но поскольку это все же было, а в здешнем доме к фактам относились уважительно, возникла прямая необходимость дать разумное толкование явлению, которое исключительно по внешним признакам представлялось невероятным, на самом же деле не содержало в себе ничего сверхъестественного.
— Никакой проблемы здесь нет, — убедительно заявил Мур, — а вся проблема состоит в том, чтобы правильно использовать амплитуду оси люстры. Прошу…
С этими словами Мур очень ловко подпрыгнул и ухватился левой рукой за люстру. Люстра тотчас пришла в беспорядочное движение, Мур, управляя своим телом, пытался вернуть ей устойчивость, чтобы задать нужную амплитуду, но тут случилось непредвиденное: люстра, будто вселилась в нее одновременно дюжина чертей, взялась раскачиваться самым нелепым образом. После третьего захода стало уже совершенно очевидно, что вся эта пляска вовсе не так уж нелепа, поскольку цель у нее вполне определенная — сбросить человека на пол. Мур в ярости закричал: «Она кусается!» Слова эти вызвали взрыв смеха, неуместность которого обнаружилась почти сразу, едва Мур передал новую информацию: люстра щипается! Девушки поправили Мура — не щипается, а щиплется! — но главное, как бы это ни называли словами, оставалось неизменным: люстра вела себя, как злобное, имеющее свою собственную волю живое существо. Не удивительно, что теперь можно было ожидать от нее чего угодно, и, когда Мур шлепнулся на пол, произведя грохот, у всех была лишь одна тревога: жив ли Мур?
